Постепенно все стало стихать, замирал звон набата, стали удаляться звуки канонады.
Наши отступили.
Как ни странно, но это явилось для пленных отсрочкой прихода неотвратимо нависшей смерти.
Вскоре их всех выведут на площадь. Что еще предстоит пережить?..
Пленных ставят в шеренгу.
Раздается роковая команда:
— Жиды, кацапы (русские), коммунисты! Пять шагов вперед!
Ах, вот что? Ясно… Но раздумывать некогда. Ноги почти ста человек послушно отмерили требуемое расстояние и замерли в ожидании. Среди вышедших вперед — около половины комсомольцев.
Разыгрывается отвратительная сцена. Несколько человек из названных категорий, подлежавшие по убеждениям бандитов, отравленных ядом национальной ненависти, уничтожению только потому, что они являются еврейскими или русскими рабочими и крестьянами, остались стоять в строю.
Часть замерших от заячьего страха «воинов», позоривших красноармейские шинели, надетые на них, решила выслужиться перед бандитами:
— А вот еще жидок…
— А вот кацап…
— Этот коммунист… — раздались голоса, и несколько человек показали поочередно на своих товарищей, стоявших рядом с ними в строю.
Несчастные ребята были немедленно зарублены на месте.
Добровольно сознавшихся в принадлежности к трем «преступным» категориям отвели и снова заперли в тюремную клетку.
Остальных собрали отдельно. «Сам» батько Зеленый выступил перед ними в гнусно-театральной роли бандитского проповедника с напутственной речью-лекцией, в которой он изложил свою несложную программу.
Затем «раскаявшихся» отпустили на все четыре стороны, выдав даже какие-то специальные «охранительные» удостоверения.
В самом деле, это жалкое отродье трудового народа было уже не опасно Зеленому. Назавтра многие из них, может быть, сами готовились стать — и станут наверняка — соратниками «социалистического» бандита и убийцы.
«Жидам» же, «кацапам» и коммунистам-комсомольцам готовилось, видимо, что-то похуже, но вполне отвечавшее возвышенным идейным принципам Зеленого.
Комсомольцы знали это, — они давно уже готовились к самому худшему. Ведь они были настоящими комсомольцами, а этим сказано все.
И потому они не падали духом, не плакали, не молили о пощаде.
Вы хотите знать, что представлял собой в те дни тип настоящего комсомольца?
Выслушайте же вот этот рассказ одного из участников драмы, разыгравшейся в «великом девятнадцатом году» на холмах Триполья:
«Я, чудом вырвавшийся из когтей смерти, горжусь тем, что могу рассказать, как умирали наши юные коммунары, могу рассказать о геройской гибели нашего вождя Миши Ратманского, окруженного целой толпой озверевших бандитов; лишь после того как он выпустил все свои патроны, последним он застрелил самого себя.
