Проще всего сейчас было бы уйти. Я могла бы сказать ему, что мне стало нехорошо, и не отвечать на звонки до понедельника. Но Майлз мне нравится. Мне нравится смотреть, как он улыбается и странно ест мороженое. Нравится, как у нас все складывается. И я не собираюсь от этого отказываться, пока совсем не припрет.
— Ну, вот «Гамильтон» скорее всего будет классикой, только обычно несколько лет надо подождать, — говорю я, складывая руки на груди. — Потом «Призрак оперы», в первый раз на Бродвее все идут именно на него. Что еще? Точно «Вестсайдская история». Это постановка 1957 года, она оказала огромное влияние на режиссуру и хореографию, да вообще на всё в мюзиклах. Еще, конечно, «Отверженные». Его без конца ставят, так что все могут посмотреть, но он правда совершенно обалденный. «Парни и куколки»! Очень смешной. А, ну и «Кордебалет» — про танцоров, которые готовятся к прослушиванию. Он до «Гамильтона» получил кучу премий «Тони». Это был просто прорыв.
Он уставился на меня, подняв брови.
— Что? — Я закусываю губу. — Нечего сказать?
Он снова нарочито медленно слизывает мороженое с рожка. Он специально делает это напоказ — в его глазах пляшут искорки смеха. Я начинаю представлять, что еще он мог бы делать этим языком.
— Да я просто думаю, — наконец говорит он, — к скольким из них приложил руку Уэббер.
— Боже мой, Майлз!
Он смеется. Я не могу удержаться и начинаю хихикать вместе с ним. Такое ощущение, что уже почти лето, в лицо светит солнце, а я болтаю с парнем о мюзиклах. Даже мои родители меня бы уже давно перебили. Никогда не думала, что смогу сидеть вот так с кем-то вроде Майлза.
Еще это мороженое… Сложно не обращать внимания на то, как он слизывает его с запястья.
— Может, салфеткой?
— И так нормально.
— Не рановато ли для мороженого?
— Получать удовольствие никогда не рано.
Не уверена, что я сейчас чувствую — то ли неловкость, то ли… Ну не могу же я хотеть его прямо в парке. Сохраню эту картинку на потом — будет чем вдохновляться у себя в комнате, кроме фотографий.
Майлз поджимает губы, как будто о чем-то размышляет. Он отводит руку с мороженым в сторону, подальше от меня. Я открываю рот, но не успеваю ничего сказать, как он меня целует.
Его губы сладкие, словно мороженое, и мягкие, такие мягкие… Если я думала, что с первыми поцелуями нам просто повезло, то ошибалась. Я хватаю его руку в свою, совсем забыв про дурацкий рожок. Вафля ломается, и по моим пальцам течет липкая жидкая масса. Я отшатываюсь, с отвращением уставившись на свою руку. У Майлза, конечно, салфеток нет. Само собой.
