В том конверте был его самый первый рассказ..."
"Жил он в заводском общежитии, где не особо-то попишешь, и потому все свободное время проводил в читальном зале заводской библиотеки... Собственно, его первая книга была написана там, в этой библиотеке..."
"Если первая книга писателя появилась в заводском читальном зале, то вторая в сибирском общежитии. Стола не было. Автор сидел в холодной комнате на кровати, в фуфайке и ватных штанах, зажав коленями тумбочку. Застывала паста в шариковой ручке. Рядом пили дешевый портвейн и дрались".
"В этой крохотной комнатке подмосковного женского общежития он написал свою третью книгу. Стола не было... Писал, лежа на кровати, подложив подушку. Когда уставал, брал гитару:
Кто мне сказал, что надежды потеряны,
Кто это выдумал, друг?"
"И вот - чудо! Он становится своим среди этого высоколобого таинственного ордена редакторов..."
Писательская биография Петра Алешкина - это многих славный путь. Но есть в ней свои отличительные особенности, вызванные как задевшими писателя чертами эпохи, так и его личностными свойствами - к тому же родовыми.
Уроки того, как жить литературой, ему преподали в школьные годы в родной Масловке, где даже через десятилетия после войны учились при свете керосиновых ламп.
Здесь тянет к лирическому отступлению. Ровесник Петра Алешкина по поколению самарский поэт Владимир Евсеичев, ныне покойный, запечатлел послевоенные десятилетия в стране строкой-образом: "Век керосиновый кончался..." И это после всех индустриальных побед социализма. О том же конце керосинового века (а всюду ли он кончился?) спешил со школьной парты поведать русской литературе Алешкин. Уроженец земли, которая еще в революцию подверглась сокрушительному опустошению: подчистую был разгромлен очаг крестьянского сопротивления большевикам. И об этом, без радио и электричества, историческая судьба Тамбовщины гнала сквозь век свою информационную энергию.
В творческую волю соединились в Петре Алешкине охраняющая, защитная сила русской литературы и пробившаяся через гибель творческая энергия земли тамбовской.
Он навсегда остался читателем литературы. Почитателем высшего слова культуры.
И пошел своим творческим, жизнетворным путем. Проза его берет, захватывает прежде всего кульминационным содержанием, жизнью на пределе.
Поэт Кошель увидел вроде бы в самом образе писателя - "тамбовского волка", думается, скорее интуитивно, а не потому, что Алешкин особо уж свирепо входил в литературу. Наоборот, он был скромен и доверчив, радовался каждой похвале, переживал неудачу. Каждую свою изданную книгу воспринимал как чудо. Но в литературной среде не чувствовал себя одиночкой, да еще травимым. Этого и не было. Факты литературной биографии говорят о чрезвычайной широкой и плодотворной общительности, о примерах искреннего, до внушаемости, доверия, отзывчивости - порой в явно не подходящих для того обстоятельствах, о таланте дружить, помогать, поддерживать друзей собратьев по перу.
