Провалившись в мягкую гостеприимную пустоту, я очнулась лишь когда уже светало. Хотела было повернуться на другой бок, но неожиданно наткнулась на препятствие в виде скрюченной, сопящей мне под ухо Вики. Видимо, она уснула так же незаметно для себя, как и я, ибо ноутбук всё ещё продолжал мотать серии (что меня, если честно, приводило в ужас: после многих лет пользования модемом с дурацкой опцией, мгновенно проглатывающей деньги, привыкать к нормальному безлимитному интернету не так-то просто).
Поставив выключенный ноут на прикроватную тумбочку, окинула быстрым сонным взглядом подругу. Она спала полусидя, балансируя где-то на краю кровати (да, мне места мало и во сне я дерусь), при этом одной рукой мёртвой хваткой вцепилась в меня, как в последнюю соломинку. Устав, я обычно дико раздражаюсь по любому поводу, мешающему мне спокойно отдохнуть, но в горле вдруг застрял противный царапающий ком, а тело застыло без намёка на движение, словно под действием мышечного релаксанта.
Просто вдруг не к месту вспомнилось, как Лика, моя младшая сестра, прибегала ко мне поздно ночью, с головой закутанная в одеялко, и испуганным голоском твердила, что в её шкафу живёт монстр, и только я смогу её защитить. Мне, сонной и противной, не слишком-то хотелось делиться с кем-то своей односпальной нагретой кроваткой, но в итоге я так или иначе сдавалась. Прижимая к себе это мелкое безобразие, я чувствовала себя курочкой-наседкой, высиживающей одно-единственное драгоценное яйцо. И всё же засыпать, уткнувшись носом в белокурую головку, пахнущую ванильным детским шампунем, и чувствуя, как меня обнимают, словно большого плюшевого мишку, маленькие ручки сестры, всегда было в радость, как бы я не ворчала.
Мама с папой развелись, когда мне было девять, а Анжелике – всего два с половиной года. Нас, конечно, оставили с мамой, но она с тех пор стала просто фанатичным трудоголиком, а у папы была другая семья. В общем-то они, конечно, оба старались по возможности уделять нам время, но всё равно оставалось чувство собственной ненужности, и я старалась сделать всё, что в моих силах, чтобы у Лики этого чувства никогда не возникало.
Я любила её больше всех на свете. Больше, чем маму и папу, больше, чем кого-либо и когда-либо. Вряд ли это можно описать словами. Я тоже стала фанатиком, чей мир, чья жизнь и мечты практически полностью сосредоточены на одном человеке. В этом было счастье – пусть и не такое, какое могло бы быть, если бы родители любили нас чуточку больше, но всё же.
