— Что кругом одно насилие и разврат, и нет никаких умных мыслей.
— Вот! Теперь ты видишь? В современном мире автор не может донести свою мысль до общества, минуя посредников. Так что вовсе не «спрос рождает предложение», все гораздо сложнее и печальнее.
Я глубоко вздохнула.
— А о чем тогда думают промежуточные звенья?
— А промежуточные звенья как раз, в основном, и состоят из глубоко приземленных людей. Они индифферентны к вопросам нравственности, теологии, философии и прочих понятий, которые нельзя потрогать. Они пытаются запихнуть любое творчество в жесткие рамки, отвечающие только их представлениям об этом самом творчестве. Вот тебе и полный метр в девяносто минут, не больше не меньше, столько-то должно быть трупов, так-то должны выглядеть главные герои и ровно столько постельных сцен.
— А полный метр — это…
— Так называют полнометражный фильм. Вот. Все должно быть четко и ясно, игра воображения и мыслей не допускается, потому что им, главным людям бизнеса, это будет непонятно, а считать себя узколобыми они не привыкли. Поэтому зрители и читатели жалуются, что все одно и то же, а сценаристы и писатели одно и то же пишут. Это замкнутый круг.
— Ты так хорошо все знаешь про сценарии. Водишь дружбу с сценаристами, чтобы роль посимпатичнее вырисовалась?
Он прыснул.
— Нет, но… И это тоже, да! — Я засмеялась. Комиссаров умеет быть обаятельным и самоироничным. — Но дело тут в другом. Просто я тоже хотел заняться продюсированием фильма и даже обдумываю сценарий. Но уже заранее знаю, что эта затея обречена на провал. То есть можно снять полностью свой некоммерческий фильм. Но очень проблематично донести такую киноленту до зрителя.
— И о чем будет этот фильм?
— Тебе интересно? Что ж, слушай. — Антон откинулся на спинку выкрашенной белым цветом лавочки и начал рассказывать. — Девочка из глухой провинции хочет попасть в высший свет, очень стесняется своей семьи фермеров, презирает свою деревенскую жизнь. Она занимается самообразованием, читает произведения классиков, учит иностранные языки, изучает учебники по искусствоведению и так далее. Тратит на это десятилетие. Целых десять лет упорного мыслительного труда, чтобы соответствовать творческой элите страны, которые, как ей кажется, именно такие люди: культурные, эрудированные, воспитанные, обладающие кучей талантов, навыков и знаний. В течение этих лет усердно работает где-нибудь у себя в деревне в заготовительном цехе и на заработанные деньги покупает себе современный телефон и один комплект очень дорогой одежды, чтобы не стыдно было предстать перед москвичами. И вот какой-то сложной тернистой дорожкой — я еще это до конца не продумал — попадает в Москву на какое-нибудь «звездное» мероприятие. И видит следующее: все ее кумиры пьют, курят, мужчины и женщины, встретившиеся впервые, начинают запросто целоваться, разбиваться на парочки и уезжать на квартиры, дабы предаться разврату. Темы разговоров, которые она поднимает, никто не поддерживает: эти лица не знакомы ни с философией, ни с искусствоведением, ни с теологией, ни с социальными проблемами обычных людей. А тот единственный мужчина, который ее зацепил, ради которого она все это и затеяла, которого представляла в своих снах этот десяток лет, о котором сейчас успела подумать, когда увидела его на этой вечеринке, дескать, вот, это все было не зря, он здесь, тра-ля-ля, так вот, он подходит к ней и предлагает забить косячок, а потом поехать к нему на хату…
