— А парень-то как ел? — встрял с разъяснениями Ярослав.
— А парень как раз был левшой, ел левой.
— А хлеб они как держали? — не унимался тот.
— Значит, ели без хлеба! Слушай, не влезай в мою историю, она такая забавная, а ты все портишь.
Танька хихикнула, а я вспомнила:
— Прямо как у Стендаля! Помнишь, Тань, — ткнула я ее локтем в бок, — про госпожу де Реналь? Как Жюльен так же ее руку хватал?
— А? — испугалась она и побледнела так, словно увидела свою смерть.
— «Красное и черное»! — не унималась я. — Господи, Тань, ты что, не знаешь, кто такой Стендаль?
У образованного Комиссарова приподнялись брови, и он уставился на сотрапезницу с растущим негодованием, ожидая ответа.
Воцарилась трехсекундная пауза, после которой Танька подскочила и схватила телефон.
— Мне нужно позвонить! Срочно! — И унеслась в туалет.
Еще три месяца назад я ничего про него не знала, кроме того что он актер. Два дня назад я знала о нем только то, что он сам рассказывал о себе в многочисленных интервью, что по тем или иным причинам могло и не быть правдой в чистом виде. Час назад я знала о нем то, что он веселый, легкий в общении, не заносчивый и интересуется уфологией. А сейчас я узнала его душу…
Мы высадили друзей у гостиницы и поехали дальше кататься по городу, думая, где можно было бы высадиться, чтобы потолковать. Я предлагала прогуляться по парку, который, несмотря на размеры самого города, был внушительным (впрочем, это отвечало притязаниям населенного пункта называться самым «зеленым» в области), но Антон боялся нарваться на фанатов. По той же причине он избегал дешевых закусочных, прославленных своей многолюдностью. В итоге мы оказались в загородном клубе для состоятельных граждан. Миновав рестораны, сауны, кегельбаны и другие места развлечений, вышли к искусственному водоему с плавающими утками и разместились в обособленно стоящей беседке. Вокруг не наблюдалось людей, и это помогало чувствовать себя раскрепощенно как известного актеру, так и неизвестной никому его фанатке.
— Я заметил, что вы с Таней не похожи. — Мы начали с разговора по душам. Я совершенно не была против. То есть я не люблю, когда малознакомые люди задают личные вопросы, но то — люди, обычные, всякие, а то — Комиссаров. Я решила, что ради такого разговора (да еще и в такой обстановке) сестры могут подождать. Все равно они уже умерли, а я-то пока жива. И я очень хочу жить. Наконец-то начать жить… — Она более, так скажем… — продолжал Антон подбирать слова, — приземленный человек.
