Татьяна же оставалась хладнокровной.
— Слишком молод для гендиректора крупного концерна, — вслух рассуждала она. — В то же время — такая тачка? Может, он сын гендиректора?
— Это же Антон Комиссаров! — когда ко мне вернулся дар речи, я не могла держать больше это в себе. Более того, продолжая не владеть собой, я затрясла бедную Таньку за плечи. — Ты что, не видела?! Ослепла?! Не узнала?! Это же КОМИССАРОВ!
— Так, успокойся! — приятельница скинула с себя мои озверевшие руки. — Кто это?
— Актер!!!
— А! — прозрела она. — Точно. Смотрю, рожа знакомая. Которого нам Исирман показывал?
— ДА! Только что он делает здесь?!
— Ну не знаю… Понравилось ему тут в прошлый раз. Решил опять наведаться. И вообще, если тебе это так интересно, нужно быть там, — кивнула она на дверь, — а не снаружи.
— Ты что, я не смогу… Он же там… Он же меня удивит… А вдруг я что-нибудь не то скажу… Или буду глупо выглядеть… Или…
Поток непроходимой тупости был прекращен деятельной Грачевой, которая взяла меня за локоть и насильно затащила в фойе.
О да, он был там. Это не мираж. Антон Комиссаров, кумир всех несовершеннолетних девушек России и одной двадцатиоднолетней, по всей видимости, перед заездом в маленький Гогольск успел побывать на каких-нибудь Мальдивах, о чем сообщали загорелый цвет лица и выгоревшие на макушке до светлого оттенка некогда русые волосы. Сейчас он грациозно опирался на стойку регистрации, его приятель тусовался неподалеку, а Исирман с безумным блеском в глазах прыгал перед ними, как слуга перед господами в эпоху рабовладения.
— Простите, Антон Сергеевич, тот номер, в котором вы останавливались в прошлый раз, сейчас занят другим постояльцем, но у меня осталось еще два прекрасных люкса на втором этаже, они точно такой же планировки! Там даже, — заговорщицки понизил голос Эдуард Петрович, прикладывая ладонь к губам, — мебель поновее!
Всего на миг мои глаза застали инстинктивную улыбку прекрасных пухлых губ, которая тут же была изгнана с лица и заменена нарочитой строгостью:
— То есть в прошлый раз вы мы дали номер со старьем? — Бровь игриво взметнулась ко лбу. Вообще, хочется отметить, что все движения Комиссарова, все жесты, мимика, речь — всё было проникнуто какой-то легкостью, воздушностью, пластичностью, опять же игривостью, словно он и в жизни продолжать исполнять какую-то роль.
Роль императора моего сердца…
Грачева, продолжая держать свою спутницу за локоть, подвела нас обеих к стойке и попросила у Исирмана ключ.
