Добравшись до двери, мы дернули ее пару раз: безрезультатно. Она была заперта.
— Возвращаемся, — хмуро шепнула я и только повернулась к калитке, как откуда-то из дома донеслись голоса. Прикинув в уме планировку, я поняла, что окно слева от двери, возле которой мы сейчас находились, относилось к гостиной. Самое интересное, что внутри помещения с этой стороны просто находилась глухая стена. Какая странная дверь, куда же она ведет?
Таня показала знак молчать. Она понимала профессию журналиста лишь в негативном, безнравственном ключе: вынюхивать, подглядывать и подслушивать. Я сперва не хотела вторгаться в чужую личную жизнь, но первые же услышанные слова заставили меня похолодеть и отняли способность передвигаться, так что уйти я в тот момент все равно бы не сумела.
— Надеюсь, ты не додумалась рассказать им про мышьяк? — вопрошал сердитый Александр Викторович. — Не дай бог, чтобы это попало в прессу!
— Конечно, не сказала. Но все равно они узнают!
— Откуда?.. Ева, когда же ты научишься держать свои мысли и чувства в узде?
Дальнейшая часть разговора была скучной, подходящей под категорию бытовой семейной ссоры, и мы вышли с территории.
— О чем они говорили? — бубнила по дороге Татьяна, ублажая свою словоохотливость. Долгое время ей приходилось слушать других, и теперь она наверстывала упущенное. — Что за мышьяк? Одну убило током. Другую задушили шарфом.
— Надо выяснить. — Меня это тоже беспокоило.
— Но как? Он тщательно следит за словами. И жену держит в ежовых рукавицах. Она и слова без его ведома не пикнет.
— Пикнет. Просто надо подловить ее одну. Она же рассказывала нам про Дарью, хотя муж этого не любит.
— Да. Вообще, это странно. Мать считает, что Даша — идеальная дочь, а Саша — не особенно. А отец думает наоборот. По крайней мере, Сашу выставил бедной, несчастной девочкой, которую мать никогда не любила и не следила за ней толком. Как думаешь, кто врет?
— Я думаю, истина где-то посередине. И никто из них не врет. Просто каждый видит ситуацию под своим углом. И странного в этом тоже ничего нет: у всех бывают любимчики.
В этот момент я увидела знакомую фигуру: нам навстречу бодро вышагивала горничная Ланских. В руках она несла пакеты с лейблом супермаркета и еще какую-то непрозрачную сумку, скорее всего, с костюмом, забранным из химчистки.
Я кашлянула, дабы привлечь Танькино внимание, и указала глазами на идущую. Мы чуть затормозили, и, когда она поравнялась с нами, я спросила:
