Поскольку он искренне любил женщин и ему хотелось во всем следовать их желаниям, Младший и тут пошел ей навстречу, красочно описав, как будет он мстить, если Серафима скажет кому-нибудь о том, чем они тут занимались. Князь Влад, обожавший усаживать своих пленников на колы, исторический прототип Дракулы Брэма Стокера, – спасибо тебе, клуб «Книга месяца», – не мог бы придумать более страшных пыток и мучений, чем те, которые, по словам Младшего, ждали священника, его жену и саму Серафиму. Ему страшно нравилось притворяться, что он запугивает девушку, и он видел, что и ей в равной степени нравится притворяться, будто она принимает его угрозу за чистую монету.
К словам он добавил несколько тумаков по тем местам, где синяки не будут видны, на животе и груди, а потом отправился к Наоми, на которой женился чуть меньше пяти месяцев тому назад.
К удивлению Младшего, когда Наоми проявила интерес к любовным утехам, он без труда выполнил супружеский долг. Хотя ему казалось, что весь его запал остался в доме преподобного Гаррисона Уайта.
Разумеется, он любил Наоми и никогда не мог ей отказать. В ту ночь он был особенно нежен с ней, а если бы знал, что менее чем через год судьба навсегда разлучит их, был бы еще нежнее.
* * *
Младший все стоял у могилы Серафимы, вырывающееся из его груди дыхание клубилось вокруг него в стылом ночном воздухе, словно он превратился в дракона.
Занимал его один вопрос: заговорила ли девушка?
Естественно, она жаждала получить все, что он ей дал, но, возможно, не желая признаться в этом себе самой, она все более поддавалась нарастающему чувству вины, пока окончательно не убедила себя, что ее таки изнасиловали. Психопатическая маленькая сучка.
Может, этим и объясняется, почему, в отличие от остальных, Томас Ванадий заподозрил Младшего в убийстве жены?
Если детектив верил, что Серафиму изнасиловали, естественное желание отомстить за дочь друга могло заставить его четыре дня так безжалостно давить на Младшего.
Но… пожалуй, что нет. Если бы Серафима сказала, что ее изнасиловали, полиция в считаные минуты появилась бы на пороге дома Младшего с ордером на арест. А то, что у них не было доказательств, не имело никакого значения. В этот век глубокой симпатии к тем, кто ранее жестоко притеснялся, слово несовершеннолетней негритянки имело бы куда больший вес, чем безупречная репутация Младшего и его уверения в том, что никакого преступления он не совершал.
Ванадий, конечно же, понятия не имел о том, что связывало Младшего и Серафиму Уайт. А теперь девушка уже никогда не заговорит.
