Утром ей вместе с матерью предстояло вернуться в Сан-Франциско. Ей не хотелось оставлять отца наедине с этой пустотой.
Однако задерживаться в Орегоне они не могли. Младенца вскорости должны были выписать из больницы. Грейс и священник уже получили временное разрешение на опеку, так что Целестина могла, как и собиралась, взять на себя воспитание девочки.
Как обычно, обедали при свечах. Романтика давно и навечно поселилась в душах родителей Целестины. Опять же, они верили, что торжественная обстановка оказывает благотворное влияние на детей, даже если обед состоял всего лишь из куска мясного рулета.
Они не относились к баптистам, напрочь отказавшимся от спиртного, но вино ставилось на стол только по особым случаям. На первом обеде после похорон, после молитв и слез, семейная традиция требовала тоста за упокой души ушедшей. Один бокал. Мерло.
В данном случае мерцание свечей создавало не просто романтическую атмосферу, но словно окутывало столовую благоговейной тишиной.
Медленно, словно совершая церемониальный обряд, отец Целестины открыл бутылку и наполнил три бокала. Руки его дрожали.
Отражения язычков пламени поблескивали на резных поверхностях хрустальных стенок, на высоких ножках бокалов.
Они сидели у одного края стола. Темно-красное вино засверкало рубинами, когда Целестина подняла свой бокал.
Священник произнес короткий тост, говорил он так тихо, что слова, минуя уши, казалось, сразу достигали разума и сердца Целестины.
– За нашу дорогую Фими, которая сейчас с Богом.
– За мою нежную Фими… которая никогда не умрет, – добавила Грейс.
Очередь дошла до Целестины.
– За Фими, которая будет в моей памяти каждый час каждого дня до конца моей жизни, пока мы вновь не встретимся. И… за этот знаменательный день.
– За этот знаменательный день, – повторил отец.
Вино отдавало горечью, но Целестина знала, что оно сладкое. Горечь была в ней, а не в винограде.
Она чувствовала, что подвела сестру. Она не знала, что еще могла сделать, но, будь она мудрее, проницательнее, внимательнее, этой страшной потери можно было бы избежать.
Какую она может принести пользу, какой от нее может быть толк, если она не смогла спасти свою младшую сестричку?
В мерцании свечей лица родителей расплывались, они словно превращались в ангелов из детских снов.
– Я знаю, о чем ты думаешь. – Мать наклонилась над столом, накрыла ее руку своей. – Я знаю, что ты чувствуешь себя никому не нужной, беспомощной, но ты должна помнить вот о чем…
