– Ты мне все ноты губнушкой измазала-а! Гейша!
– Шекспира в похабень превратили! В газету на вас напишу!
– Сам ты похабень пьяная! А спектакль хороший, сроду такого не смотрела! Не ори, видишь – людям интересно, убьют они обезьяну или нет?!
– Мне трубу погнули!!! Да ты знаешь, сколько эта труба стоит, корова китайская?!
– Тарелки не трожь! Нет, это не шляпки, дура!!!
Великому Мудрецу осталось только протягивать ладонь, и несколько мужских рук выбрасывали к нему на сцену лисиц по одной.
– Вот ты и попа…
– Уничто…
– Мерзкая обезья… – только и успевали вякать лисицы.
И хоть движения китайца были неуверенными, а на лице читались мучительные попытки вспомнить что-то забытое, но волшебный посох Цзиньгубан жил в его руках своей жизнью. Он испускал световые лучи, синее и красное пламя, цветные волны и один раз даже мыльные пузыри, тем не менее легко обращая лисиц в пепел одним ударом.
– Апчхи, – сказал Сунь Укун, когда последнее облачко пепла рассеялось по сцене. – Пчхи!
Все, кто ещё был на сцене, поблагодарили его таким же дружным чиханием. Танцовщики, балерины, музыканты, даже дирижёр выполз из своей ямы, чтобы пожать руку герою. Очень тощая Джульетта вообще пыталась запрыгнуть на него с поцелуями, но рабочие сцены быстро опустили занавес и объявили антракт.
Через пару минут, когда шумный зал опустел, а публика рванулась обмениваться впечатлениями в буфет, из-под пыльных кулис вылез царь обезьян. Ольга сидела в четвёртом ряду, скрестив руки на груди.
– Пчхи! – ещё раз сказал он, перепрыгивая через опустевшую оркестровую яму. – Уходим, Аолия! Апчхи!
– Ты простудился?
– Нет! Пчхи! У меня аллергия на жжёный лисий мех! Апчхи, пчхи, чхи!!!
Они вышли из зала и направились к лестнице, чтобы спуститься вниз, но их остановила пожилая дама в облегающем зелёном платье, красной шляпке на седых кудряшках и с театральной программкой в руках.
– Позвольте выразить вам моё восхищение! – заверещала она, схватив китайца за локоть. – Вы так натурально сыграли варвара! Дикое животное, лишённое всего человеческого! Уверена, что вы – новая восходящая звезда! Как ваше имя?
– Моё имя Сунь Укун, прекрасный царь обезьян! – гордо и немного агрессивно отозвался он.
– Ах, вы ещё в образе! – понимающе шепнула женщина, подмигнув Ольге. – Ну ничего, я спрошу ваше имя у директора театра. А вам, милочка, – снова обратилась она к блондинке, – следовало бы быть порасторопнее. Даже если вы всего лишь массовка, нельзя же сидеть сиднем и ничего собой не выражать! Это всё-таки балет! Искусство! К этому нельзя относиться спустя рукава…
