Вскоре все было кончено. Щупальца, извиваясь, исчезли в дыму, который исходил от огромной мертвой массы Чудовища.
Исмаэль повернулся к Пуняки.
— Я думаю, что нам следует заключить мир с Бурангахом.
— Ты сошел с ума! — крикнула Намали — Ты хочешь заключить мир с этими убийцами, которые когда-нибудь снова придут в Заларампатру, чтобы убить нас всех!
— Я долго думал над этим, сказал Исмаэль — У меня было достаточно времени для размышлений. В Заларампатре осталось мало людей. И хотя в Бурангахе людей больше, их тоже мало. Потребуется несколько поколений, чтобы население городов полностью восстановилось. А в этот период и мы и они станут жертвами нападений других городов. Ведь в это время мы практически беззащитны. Но если два народа соединятся, решат жить вместе? Вместе, как один народ, в одном городе? Ведь тогда их шансы на выживание удвоятся...
— Это неслыханно... — в один голос закричали Намали и Пуняки.
— Да, конечно! — ответил Исмаэль — Но я уже сделал много такого, что было неслыханно для вас.
— Но боги! — сказала Намали — Что скажет Зоомашматра? Как он уживется вместе с Камангаем?
Исмаэль рассмеялся.
— Сейчас они спокойно уживаются в брюхе каменного чудовища. Да, это чудовище может считаться величайшим из богов, так как носит в своей утробе двух великих богов. Именно то, что он проглотил богов двух народов и дало мне идею об объединении. Пусть заларампатрцы и бурангаханцы живут вместе и выступают единым фронтом против своих врагов. Пусть они поклонятся и Зоомашматре и Камангаю. А может быть и каменному чудовищу, которое станет богом двух народов. Я не знаю, как оно называется, но бурангаханцы имеют имя для него. А если и не имеют, то придумают вместе с народом Заларампатры. Боги всегда называются так, как называют их люди.
Все боги, подумал Исмаэль, все за исключением Времени. Боги Времени были всегда, но у людей нет имени для самого Времени. И он вспомнил о старом Ахаве, о его обреченной на провал охоте за белым китом со сморщенным лбом искалеченной челюстью. Это было больше, чем месть бессловесному зверю.
И снова Исмаэль подумал, что Время для него то же самое, что Белый Кит для Ахава.
И шестидюймовым ножом, которым Ахав надеялся достать сердце кита, для Исмаэля был разум, которым он надеялся постигнуть природу времени, но не все дано постигнуть человеку. И тот, кто пытается понять природу Времени, обречен на поражение, как была обречена на поражение охота Ахава. Человек может просто жить совместно с величайшим и ужаснейшим чудовищем — Временем, а когда придет срок, человек уходит в безвременность, так и не постигнув, не поняв природы Времени.
