— Так и есть, — Зина даже не улыбнулась. — Мне не хочется идти. Потому что ничего хорошего мы не найдем. Вот это я знаю точно.
Шофер заглушил двигатель, аккуратно остановившись у самого бордюра. Зина легко выскользнула на тротуар, радуясь, что в это утро надела новые, очень элегантные ботики на каблуке. В них ее ноги выглядели длиннее и стройнее.
Женщины странно устроены… Зина усмехалась сама себе. Вот, она едет спасать человека, собственно, едет на беду, а думает о ботиках. Ну что уж тут поделаешь! Они, кстати, были куплены всего неделю назад.
Хорошие вещи были дефицитом. Все магазины торговали товарами самого жуткого ширпотребского вида. А хорошую одежду и обувь можно было достать только, из-под полы. Вот и у них в институте вовсю торговали и в женском туалете, и в отдаленных коридорах, и даже в подвале. Была пара-тройка сотрудников, только числившихся при кафедрах. На самом деле весь институт знал, что они торгуют шмотками, снабжают всех сотрудников приличными вещами.
Ботики стоили очень дорого, но выглядели великолепно, и ради этой красоты Крестовская готова была сесть на хлеб и воду. А вот теперь оно того стоило — Зина радовалась, что надела их как раз в то утро и может покрасоваться перед Матвеевым.
И Матвеев на нее смотрел… Гораздо чаще, чем того позволяли приличия. И уж конечно чаще, чем было необходимо для совместного расследования.
— Здесь подождешь, — бросил он шоферу и вылез следом за Зиной. — А красоту вот эту как добыла? — засмеялся, взглянув на ноги Зины. — Начальство хоть в курсе?
— Обижаете, молодой человек! Добыла честно, в Пролетторге! — в тон ему засмеялась Зина, чувствуя такой прилив света в душе, как будто в небе сияло солнце, а не чудили серые ошметки непонятной пены, принимающей периодически форму настоящих сизых облаков.
Вахтер жил на Мясоедовской, за два дома от Еврейской больницы, и Матвеев принял решение оставить машину подальше, чтобы не привлекать внимания соседей. Карман его пальто оттопыривался, и Зина поняла, что там находится пистолет. Матвеев серьезно подготовился к делу.
— Ты знала, что этот человек — бывший врач? — обернулся он к ней.
— Кто, Михалыч? — растерялась Крестовская.
— Ну да! И был хорошим терапевтом. Работал вот как раз здесь, в Еврейской больнице.
— Что же с ним произошло? Почему же… — начала было Зина и вдруг замолчала. Перед ее глазами выплыло лицо Каца, причинив мучительную, нестерпимую боль…
— Поняла? — уловил выражение ее лица Матвеев.
