Валерик присел возле бездыханного тела, протянул руку к шее, нащупал пульс.
– Фу-ух… – сказал он. – Вроде дышит. Отнесите его на скамейку, пусть полежит. А тебе, – он ткнул пальцем в раздувшуюся грудь Житко, – красная карточка! – Он достал из кармана какую-то бумажку бордового цвета и с высоты своего роста потряс ею над головой Житко. – На твоем месте я бы начал подыскивать другую школу, – сказал он и пошел в центр поля.
– Иди на хер, – сказал Житко, потом подошел к лежащему Успенскому, пнул того грязной кроссовкой и при полном молчании стадиона направился на выход.
Валерик дернулся, но остановился. «Это не мое дело, – подумал он. – Хотя ведь спросят, почему я не защитил ребенка. Кто бы меня защитил от этих детей. Черт! Осталось десять минут, нужно заканчивать этот гребаный матч». Он отрывисто свистнул. К Успенскому подбежала группа поддержки из числа одноклассников и прихлебателей, они взяли обмякшее тело под мышки и понесли его на скамью.
Стоящий за воротами синих Хворост-старший улыбался. Он отлично понимал, что исход матча предрешен, но еще больше его радовало, когда кто-то получал в бубен. Что греха таить, случившемуся втайне радовались все присутствующие, даже Надежда Петровна Комарова, которая в этот момент вышла посмотреть на окончание матча. Увидев, что Успенский повалился от мощного удара Житко, она всплеснула руками, но так как ее саму никто не заметил, она вновь скрылась за углом школы.
«Добро всегда побеждает зло, – подумала она, – пусть и руками самого зла». Кажется, ее никто не заметил, кроме, возможно, Ларина. Тот почувствовал на спине взгляд и обернулся. От мысли, что математик стал свидетелем ее малодушия, лицо Комаровой покраснело, к нему прилила кровь.
«Старуха не так проста, – подумал Ларин. – Она, конечно, борец за справедливость, но… в жизни ведь всякое случается. В том числе и такое, когда нужно просто отвернуться и не мешать твориться правосудию. Это непедагогично? Не смешите мои копыта, как сказал бы говорящий конь из мультфильма».
Он смотрел на Скокова, который как будто даже не устал, а уверенно рвался к воротам противника, полностью ушедшего на свое поле. Игроки в белом теперь вовсе не стеснялись в приемах. Даже повидавший всякого в первой лиге Хворост-старший, то и дело хватался за голову и кричал что-то типа: «Й!!! Да вы совсем охренели! Эй, судью на мыло! Свисти давай, пенальти же!», сдабривая тирады многоэтажным матом. Но тут, пожалуй, был как раз тот случай, когда за нарушение общественного порядка путем сквернословия и оскорбления общественных нравов не наказывают, а, наоборот, дают премии – вся школа, все, кто пришел на матч, шепотом, а некоторые и вслух повторяли его нецензурные заклинания.
