Теперь полем владели синие. Игра шла в основном на половине белых: настроение в стане 11 «А» катилось под откос.
Стоя у кромки поля с неизменной бутылкой, Успенский орал на Житко, позабыв, что тот гораздо сильнее.
– Беги быстрее, жирный! Чего встал, подымай жопу, осталось десять минут! А вы че застряли, мудаки! Господи! Как так можно играть! – он почти охрип, но продолжал разбрызгивать со слюной ценные наставления. Игроки с ненавистью поглядывали на край поля, их белые футболки стали серо-коричневыми от грязи, колени и локти сбились до крови, ребята играли самоотверженно, но отсутствие руководства командой сделало свое дело – игроки не могли договориться между собой. Они, как те византийские воины, стали играть сами по себе, надеясь, что личный опыт и мастерство смогут решить исход, и совершенно позабыв, что футбол – командная игра, где действовать нужно сообща.
У Житко был такой вид, будто его вот-вот хватит инфаркт. Красные, налитые кровью глаза под широкими бровями, вздувшаяся шея, обмякшая гора мышц, больше не такая привлекательная, как на фото в Инстаграме. То ли он разочаровался в товарищах, то ли силы покинули качка, но он уже не выглядел как Игнашевич из ЦСКА, оформивший дубль в ворота «Амкара» несколькими днями ранее.
– Беги, скотина! – орал Успенский, гарцуя на белой линии и обращаясь сразу ко всем игрокам, но обидчивый Житко воспринял реплику слишком болезненно. Вращая мутными глазами, как раненный матадором бык, он подошел к однокласснику, замер на мгновение, дрожа крупным, измазанным грязью телом, и коротким мощным ударом в подбородок снизу вверх отправил того на беговую дорожку. Бутылка пива, выскользнув из рук Успенского, повисла в воздухе, мгновение спустя она отлетела в сторону, закатившись под дощатый настил для ног, пузырящиеся капельки, оторвавшись от горлышка, оросили лицо Глеба Житко, Успенский же, взмахнув руками, рухнул, словно сила тяжести на Земле вдруг выросла как минимум втрое.
Стадион замер. На той стороне присвистнули. Все знали, кто такой Житко и кто такой Успенский. Вернее, папа «мальчика» и его молчаливые телохранители.
Валерик, до сего времени вообще не обращавший внимания на Успенского (себе дороже), был вынужден остановить матч, раздув щеки, он засвистел, потом трусцой подбежал к сраженному болельщику.
– Ты что, – прокричал он, обращаясь к Житко. – Совсем страх потерял? Что ты наделал, остолоп? Жить надоело?
Житко по-прежнему вращал глазами, до него, похоже, не доходил масштаб и ужас содеянного: одно дело уложить любого школьника или даже учителя – и совсем другое… Успенского.
