– Шираиши-сан, я знаю, как у вашего народа уважаема чайная церемония. Поверьте, русский народ тоже любит пить чай, но у нас это происходит несколько по-другому.
– Господин лейтенант, вы когда-нибудь пили чай из самовара? – вступил в разговор Янчис.
– Я слышал, что это какой-то саморазогревающийся большой чайник, но не видел его.
– Не знаю, получится ли, но лейтенант Бахметьев говорил, что у него на миноносце есть самовар. Если всё сложится, то можно будет попасть к ним в кают-компанию на чай, – вставил свои пять копеек Станкевич.
– Боюсь, простым чаем там не отделаемся, а адмиральский – это не саке, – усмехнулся я.
На мою фразу Станкевич и Янчис рассмеялись, а потом начали объяснять лейтенанту Шираиши, что такое адмиральский чай. Узнав все подробности морского чаепития, японец несколько расширил глаза.
– Тимофей Васильевич, извините, но я предполагаю, что вы автор песни «Берега»? – неожиданно спросил Янчис.
– Скажем так, я её первым исполнил.
– Может быть, это сейчас не к месту, но солдаты нашли здесь русскую гитару. Даже не знаю, откуда она здесь взялась, но не могли бы вы исполнить песню, пока есть время?
– Пётр Александрович, действительно, это несколько неуместно, – произнёс я.
– Понимаете, я слышал различные варианты этой песни. Немного сам музицирую и пою. Очень хочется услышать того, кто написал эту песню. Мне очень надо, – произнёс подпоручик и мило покраснел.
«Кто сказал, что надо бросить песни на войне? После боя сердце просит музыки вдвойне!» – вспомнились мне слова «Маэстро» из замечательного и любимого мною фильма.
– Насколько понимаю, это «надо» имеет томный вид и коралловые губки? – улыбаясь, спросил я, увидев ещё больше заалевшие щеки Янчиса, и продолжил: – Несите гитару, Петр Александрович.
Настраивая принесённый инструмент, подумал, что со дня смерти моей Дарьюшки почти четыре года не пел и не играл. Вспомнив мою «смелую птичку», которая со своей милой улыбкой будто встала перед моими глазами, начал:
Берега, берега – берег этот и тот,
Между ними река моей жизни.
Между ними река моей жизни течёт,
От рожденья течёт и до тризны.
Я пел и вспоминал самые прекрасные моменты нашей жизни с моей невенчаной женой. Вот она несёт мне нагретые от печи шерстяные носки, накрывает на стол, что-то рассказывая о прошедшем дне. Вспоминал наши жаркие ночи. Пел и чувствовал, как тот стержень, который засел в сердце после того, как узнал о её смерти, начал постепенно рассасываться. Закончив песню, склонил голову, чтобы никто не увидел моих глаз. Первым среагировал Шираиши.
