Поэтому очень удивился, когда Рохля тайком окликнул его из-за угла барака.
Говорить с ним, даже приближаться к нему Вовку не хотелось. Более того, именно теперь слишком пухленькие для заключенного губки были слегка подкрашены: кто, где и как раздобыл этому типчику настоящую губную помаду, Игорь не знал и знать не хотел. Собирался послать «племянничка», и, очевидно, Ленька это почувствовал — скривил губы, протянул жалобно:
— Дядя, спасайте меня. Пожалуйста, спасите. Я не хочу с ними.
Рядом никто не ошивался. Видно, Рохля терпеливо подстерегал именно его. Так что, понимая, как Игорь отнесется к нему, все равно решил о чем-то попросить. А Ленька наверняка влип если не в серьезную беду, то в неприятное приключение. Потому что, с одной стороны, его не трогала администрация, с другой — так-сяк опекали блатные. Так что нужды великой парень не имел. Если зовет именно Вовка, а не кого-то из уголовников, точно случилось такое, с чем нельзя идти к покровителям.
Снова зыркнув по сторонам, чтобы лишний раз убедиться, что до их сумеречного разговора никому нет дела, Игорь, все еще побеждая отвращение, подступил к Леньке так близко, как мог себе позволить, засунул руки глубоко в карманы лагерного бушлата, цыкнул сквозь зубы:
— Тебе чего от меня надо? Куда ты не хочешь?
— Заступитесь, — прокудахтал Рохля.
Даже сам попробовал подойти. Но, натолкнувшись на взгляд Игоря, остался там, где стоял. Только еще больше втянул голову в плечи, заскулил снова:
— Вы у них в авторитете. Я же вижу, знаю…
— У кого я в авторитете? Ты можешь по-человечески, не блеять?
— Дядя Балабан вас, дядя Офицер, уважает. Другие тоже. Ну, кто возле него.
— Это не означает, что я в авторитете у блатарей, — отрубил Вовк.
— Но вас послушают. — Рохля уже едва сдерживал слезы. — Скажите им, чтобы не брали меня с собой. Мне на волю скоро, не хочу я… боюсь…
Терпение Игоря начало иссякать.
— Слушай, тетя. Или ты кончаешь ныть и внятно даешь расклад, или я пошел. Мне с такими, как ты, базары тереть не в жилу. Так лучше понимаешь?
Ленька совсем по-детски шмыгнул носом. Хлюпнуло, и Вовка в который раз передернуло от отвращения. Хоть в окопах, на передовой, да и в неволе, доводилось видеть и слышать еще и не такое дерьмо.
— Ага. Только я сказать боюсь. Думать об этом тоже страшно, дядя…
— Коли так — бывай. Бойся дальше.
Игорь решительно крутнулся на каблуке старого, подбитого снизу для крепости самодельными подковами кирзака.
— Они меня съедят, — выдохнул Рохля. Тут же пискнул: — Мама. — И после короткой паузы: — Мамочка.
