Не в привычке графа было посещать церковь, но в это первое воскресенье он решил занять в ней старинную фамильную ложу вместе с Фонтлероем.
По дороге к церкви и на самом церковном дворе собралось таким образом много любопытных. Целыми группами стоял народ и на паперти и в воротах, и повсюду слышались догадки и споры насчет возможности приезда в церковь его сиятельства. Вдруг в самый разгар этих споров послышалось восклицание какой-то женщины:
— Э, да ведь это, должно быть, мать!
Все слышавшие эти слова обернулись и увидали невысокого роста, стройную молодую женщину в черном, шедшую по дорожке. Вуаль ее была откинута назад, так что зрители могли видеть ее красивое и приятное лицо и слегка курчавые, как у ребенка, светлые волосы, выбивавшиеся из-под ее вдовьего головного убора.
Она не думала об окружавшем ее народе. Она думала о Кедрике, о его приездах к ней, о его радости по поводу своего нового пони, на котором он действительно приехал к ней накануне, причем сидел очень прямо и казался чрезвычайно счастливым. Скоро, однако, ей невольно пришлось обратить внимание на то, что на нее смотрит столько глаз и что прибытие ее произвело некоторого рода волнение. Она заметила это сначала потому, что какая-то старушка в красной мантилье сделала ей реверанс, а затем другая, сделав то же самое, сказала:
— Да пошлет вам Бог счастья, сударыня! — и вслед за тем мужчины один за другим снимали шляпы по мере того, как она проходила мимо них.
В первую минуту она не поняла, а потом только догадалась, что ее приветствуют, потому что она мать маленького Фонтлероя. При этой мысли лицо ее несколько зарумянилось; улыбаясь и поклонившись в свою очередь, она, обращаясь к первой приветствовавшей ее старушке, сказала: «Благодарю вас». — Для человека, жившего всегда в полном суеты и движении американском городе, такая простая форма почтительного внимания составляла положительную новость и на первый раз ставила в некоторое затруднение. В конце- концов, однако, ей не мог не понравиться и не произвести приятного впечатления ласковый тон такого приветствия. Едва она успела пройти в церковь, как совершилось великое событие этого дня. Карета из замка, запряженная великолепными лошадьми и с кучером и лакеем, одетыми в богатые ливреи, обогнула угол и появилась на дороге.
— Вот они едут! — пронеслось по толпе от одного зрителя к другому.
Карета остановилась; Том соскочил с козел, отворил дверцу, и из нее выпрыгнул одетый в черный бархат, с пышными золотистыми волосами, маленький мальчик.
