— Не иначе, — соглашается Карачевский.
— Не попадут, — уверен офицер, — ветер сильный.
Володька соглашается, в стихнувшем на секунду ветре он говорит:
— Да, пусть кидают по танку, всё равно не попадут, хорошо, что шторм начался.
Все надеются, что сильные порывы ветра чуть сдвинут снаряды, что летят в танк, с верной траектории, но так же каждый про себя думает: «Хорошо, что не в нас, хорошо, что не в меня».
Тучи песка и пыли, в пятидесяти метрах ничего не видно. Вообще ничего. Серая, почти чёрная пелена, через которую света пробивается все меньше. Саблин захлопнул забрало и выкрутил звук внешних микрофонов. И стало тихо, ни ветра, ни песка, ни шума. Благодать. Только вентилятор компрессора еле слышно гонит чистый воздух в дыхательную камеру. Нежарко. Если бы не знать, что ты в бою и скоро тебе подниматься, можно было бы и поспать. Или хотя бы просто полежать с закрытыми глазами. В наушниках ни криков, ни приказов. Все соблюдают режим радиомолчания. Но нет, это невозможно, разве тут уснёшь? Он взглянул на монитор: время подходит уже к семи. Они тут уже час лежат, ждут сапёров. А от них ни слуху, ни духу. Интересно, они мины уже сняли, доты и огневые точки противника определили?
Он вдруг подумал, что так, выкрутив микрофоны, он может и заснуть тут. Заснуть в бою?! Хотя прошлую ночь он и провел в охранении без сна. Нет! Нет, конечно, хотя глаза сами закрывались. Он даже зажмурился несколько раз, чтобы отогнать сон. И тут его кто-то толкнул в локоть. Аким открыл забрало: сразу ветер воет, песок летит в лицо, а перед ним смеющееся глаза Червоненко. Он весело скалиться:
— Ну ты даёшь, Аким, в бою заснул? Первый раз такое на моей памяти!
— Да не спал я.
— Вот выдержка у людей! — Не верит ему Юрка. — Ладно, пошли, приказ был.
— Мины сняли?
— Нет, саперы в передрягу попали. Там у них куча раненых, нужно вытаскивать. Подсотенный уже пошёл вперёд, сказал, что бы медики за ним шли.
— Я так и знал, — тихо сказал Саблин, встал, поднял щит и, согнувшись, пошёл на юг, туда, куда уходила его штурмовая группа.
