Аэропорт | страница 98
— Ужин — это вряд ли, но я очень надеюсь, казак Червоненко, что завтра за завтраком мы с вами увидимся.
Это было сказано так, что даже балабол Юрка не нашелся, что и ответить.
— Товарищи, — продолжил подсотенный, — бой будет тяжёлый, очень надеюсь, что буран нам поможет.
Казаки молчали, а ветер всё яростнее трепал полы их пыльников. Буран и вправду надвигался. И грозился быть нешуточным.
Обычно, когда приходил пыльный шторм, все казаки уходили из болота, ветер такой, что лодку переворачивает запросто, люди прятались в дома и проклинали ветер, что нанесёт песка и пыли, что засыпает улицы и поля, поверхности солнечных панелей так, что их придётся потом шлифовать. Буран, самум, пыльный шторм — можно называть как угодно, сути это не меняет. Это бедствие.
А тут вдруг оказался помощью.
— По цепи передайте, — орё, т пытаясь перекричать ветер, подсотенный Колышев, — без приказа не встаём, соблюдаем радиомолчание.
Саблин, как приказано, крикнул дальше, поймав ртом немного песка. Выплюнул песок. Ничего кругом не видно, ватер свирепеет с каждой минутой. Шесть часов вечера, а солнца не видно вообще. Казаки лежат в темноте от песка и пыли.
А тут ещё в совсем недалеко тяжко бухает «двести десятый». Взрыв поднимет тёмную гору, которую ветер тут же уносит на запад.
Дело не шуточное, Аким сразу хватается за лопатку.
— Хрен ты тут куда закопаешься, — кричит Карачевский.
Аким не может понять, о чём он, пытается воткнуть лопату в грунт, но натыкается на камень. В другом месте хочет, опять под песком камень. И еще раз пробует — опять неудача. Везде камень.
— Бетон, — орёт Володька, — везде бетон.
— Бестолку, — кричит им Колышев, он лежит как раз между Саблиным и Карачевским, — это взлётка.
Ни Карачевский, ни Аким не понимают его.
— Отсюда взлетали самолёты, — объясняет подсотенный. — Это всё огромное забетонированное поле.
Аким кивает ему, что понял.
Но ничего не понимает, он не может понять, зачем люди в прошлом таким дорогим бетоном бетонировали такие огромные площади.
Он прячет лопатку, и группа продолжает просто лежать, ждать. Их присыпает песком, наметает кучи с левой, восточной стороны. Может, оно и к лучшему, если прилетит осколок с востока, то это ещё один слой защиты. Только просто вот так лежать и ждать тяжело. Всегда тяжело ждать начала боя.
На западе от них, в трех сотнях метров, один за другим бьют двести десятые. Четыре штуки подряд, все в одно место.
— Танк засекли, — кричит Колышев. — По нему бьют.