Это был длинномордый подросток, светлый, с тёмной полосой вдоль спины и короткой шерстью. Несмотря на небольшие размеры, в нём заключалась энергия десяти собак. А вот ума не хватило бы и на одну мышь. Он вечно путался под ногами, крутился юлой, задирался к другим собакам, носился взад-вперёд, как безумный. За это и кличку он получил соответствующую — Вьюн. Особенно нас сердило, что он приставал ко всем сучкам, не исключая Мухи, которая была его родной матерью. За что ему нередко от нас доставалось. Но это его не исправляло.
В играх он ничего не понимал и даже не пытался понять. Он всё делал не так, и мы с удовольствием прогнали бы его, если бы это было так просто сделать.
Один только Пашка всегда защищал его.
Как-то раз мы играли в пограничников и шпионов. Пашка был шпионом и прятался в подвале с Вьюном. Переживая за своего подопечного (как бы тот не оплошал) и сдерживая его буйную энергию, Паша сидел в засаде, навалившись на пса всем телом. Пальцами он сжал ему челюсти, чтобы собачья энергия не выплеснулась в виде громкого лая.
А в это время пограничники — я и Гришка — шли в темноте с фонарём и своими верными «пограничными овчарками». «Овчарки» вдруг насторожились и натянули поводки-верёвки. Да и сами мы с Грихой услышали какой-то слабый скулёж. Мы припустили вперёд, да так бы и проскочили мимо, как вдруг сбоку от нас распахнулись дверцы колодца-отдушины. Оттуда светлым комком выскочил Вьюн, волоча за собой вцепившегося в него Пашку. И пока мы скручивали и вязали руки шпиону, его пёс весело скакал вокруг нас и лизал морды нашим почтенным «овчаркам».
— Эх, ты, предатель! — выкрикнул Пашка чуть ли не со слезами.
С того дня Пашка перестал защищать Вьюна. И все его называли теперь «предательский пёс». Его награждали пинками, старались при делёжке дать меньший кусок, чем остальным (хотя он, разбойник, успевал урвать пайку у какой-нибудь нерасторопной собаки). Но как мы ни гоняли его, он всё равно не отставал от нашей весёлой компании. И всем давно хотелось как-нибудь проучить этого предателя по-настоящему…
Однажды мы отправились на карьер.
Это был средних размеров водоём с подозрительно зелёной водой (хотя мы в ней всё равно купались), с длинными мокрыми языками намытого песка и жёлтыми песчаными холмами по берегам.
Мы кидали друг в друга кусочками глины, а сопровождающая нас собачья братия носилась вокруг, грызясь игриво между собой и полаивая. Вьюн, как всегда, мелькал и тут и там. Хватал зубами какого-нибудь соплеменника и мчался в сторону, призывая догонять его. Скоро вся свора оказалась на другом берегу озера. Они как будто совсем забыли про нас.
