— Может, сыграем ещё партейку?
— Нет, примьера не для меня. — Это сказал высокий дружелюбный малый, красивый брюнет, который только ухмыльнулся, когда я всадил в столешницу нож. Его звали Марко, и от него почему-то всё время пахло корицей. За последние месяцы я выиграл у него немало монет, но он ничуть не держал на меня за это зла. — Я предпочитаю зару, — признался он.
По-моему, зара — это игра для идиотов. Я сам никогда не играл в зару или в какую-либо другую игру, где всё решает лишь везенье. Больше всего я любил шахматы, но шахматы — игра аристократов. В низкопробных римских тавернах, где я зарабатывал себе на жизнь, едва ли найдётся хоть несколько шахматных досок.
— Да сопутствует тебе удача, — сказал я Марко, хотя знал — он наверняка проиграет, и собрал свою колоду карт. Старые потёртые карты, обтрёпанные по краям и засалившиеся, со следами жирных пальцев и пятнами от вина, но за прошедшие годы я сделал себе на них очень неплохие деньги. Я, конечно, выгляжу, как жалкий оборванец, от которого отвернулась удача, — мой кожаный камзол истрепался, протёртая до дыр рубаха залатана на локтях, рейтузы на и без того кривых ногах сидят как нельзя худо — но карлику не стоит выглядеть хоть сколько-нибудь зажиточным. Мы и так привлекаем слишком много внимания и являемся лёгкой добычей, так что нам ни к чему выделяться ещё и богатым платьем. Вышитые рукава и дорогие плащи не про нас. К тому же, чем меньше денег я трачу на одежду, тем больше у меня остаётся на покупку книг. Я пощупал монетки в моём кошельке, прикинул, что тут хватит на хороший ужин и бутылку доброго вина, и убрал свою карточную колоду.
— Пожалуй, я нынче вечером пойду попытаю удачи где-нибудь ещё, — сказал я Анне, когда она, вытирая руки о передник, вернулась к моему столу. — Твой приятель, что теперь сидит у очага, всё ещё бросает на меня злобные взгляды.
— Можешь нынче пойти со мною на рынок и понести мою корзинку, вот твоё наказание. — Анна упёрла руки в боки. — Это самое малое, что ты можешь для меня сделать за то, что я улестила этого придурка и отвлекла его от мысли задушить тебя. Этот ненормальный так шарил у меня под юбкой, словно искал там золото.
— Плоть прекрасной Анны много слаще золота, — заметил я и подал ей руку. Она взяла её и засмеялась — но не надо мною. Анна никогда надо мной не смеялась — поистине редкая девушка, впрочем, скорее не девушка, а женщина — она уверяла, что ей двадцать лет от роду, но я бы поспорил на деньги, что ей уже двадцать пять, а выглядела она на все тридцать. Когда особа женского пола подаёт вино в дешёвой таверне, это быстро делает её плечи сутулыми, грудь — слегка отвислой и поселяет вокруг глаз мелкие морщинки. Но у неё всё равно были прелестные ямочки в уголках губ, у меня поднялось настроение от этих очаровательных ямочек, пока мы выходили из таверны.
