Поглядев вслед уходящему прапору, Саня повернулся к рыжему парнишке:
— Тебя как зовут?
— Виктор.
— Так вот, Виктор! Я в родном городе ещё никогда не ночевал на вокзале и в ближайшее время не собираюсь. Пойдём ко мне, переночуем дома, а утром уж и служить можно.
Минут через двадцать Белозёров уже звонил в дверь своей квартиры и еле разбудил плохо слышавшую бабушку. Сначала бабуля не хотела открывать, а когда поняла, что это Саня, начала ещё и кричать:
— В нашем роду никогда не было дезертиров! Убирайся с глаз моих, лучше иди в милицию сдавайся! А мы тебя из тюрьмы дождёмся, внучок…
Пришлось долго объяснять, что он уже военнослужащий и следует в свою часть, но быть там надо только утром. И только после того как Саня показал любимой бабуле опечатанные «страшной» печатью документы, последняя обрадовалась и впустила их с Виктором в квартиру Постоянно причитая, она накормила ребят, даже налила им по рюмке водки, оставшейся от Саниных проводов, и уложила обоих спать, обещав утром разбудить в положенное время.
Утром бабушка, так и не сомкнувшая глаз всю ночь, разбудила ребят, накормила завтраком, перекрестила обоих «на дорожку» и, сказав: «Ну, с Богом, мои милые! Служите!» — закрыла за ними дверь. На улице Саня обернулся и посмотрел на свои окна. В одном из них виднелся силуэт его любимой бабули, которая по русской традиции долго махала им вслед рукой.
Минут через сорок ребята приехали на конечную остановку троллейбуса и направились к расположенной неподалёку воинской части, в которой им и предстояло провести два года своей молодой жизни. Отдав дежурному офицеру, немало удивившемуся тому факту, что они следуют без сопровождающего, свои запечатанные в большой конверт документы, они были препровождены сначала на склад, где получили военную форму, а потом в баню.
Баней в то время громко называлось помещение котельной, там была труба, из которой текла горячая вода. Саню и Виктора подстригли «под ноль», затем они помылись ржавой водой с маленьким кусочком мыла. После этого ребята кое-как натянули на себя то, что называлось армейским обмундированием, и молоденький сержант, судя по говору сельский парень, долго учил их наворачивать портянки, страшно удивляясь, что они этого не умеют.
Затем их привели в так называемый «карантин», где уже были такие же, как и они, стриженные наголо молодые солдатики. Весь день их учили подшивать на гимнастерку подворотнички из белой материи и пришивать к шинелям погоны и нарукавные шевроны, а также ходить строем и «отбиваться» ко сну.
