Подошли к шатру, у которого стоял часовой с мушкетом.
— Зови атамана. Языка привели.
Окинув беглым взглядом Фоньку, часовой тихо и протяжно свистнул. И тут же скрылся за пологом.
Из шатра вышел атаман — среднего роста, чубатый, в темно-синем кунтуше и насунутой набекрень смушковой шапке. За широкий пояс заткнута пистоль, а сбоку сабля. Он был гладко выбрит. По годам не молод, но и не стар. Настороженные глаза ощупывали Фоньку.
— Где взяли? — спросил атаман.
— С барки…
Атаман, подобрав кунтуш, уселся на березовый чурбак и сплюнул. Еще раз посмотрел на Фоньку.
— Какой это к бесу язык?! Хлопа привели.
— Теперь и купцы хлопское надевают. Кто его знает. У него, атаман, на лбу клейма нет.
— Хлопу не на лоб смотреть надо, а на зад…
Казаки дружно загоготали.
— Гарно сказав, батько!
— Скидывай рубаху, — приказал атаман Фоньке. — Сейчас увидим, какого он роду и племени.
— Руки…
Фоньке развязали руки и вмиг сорвали сорочку. Атаман посмотрел на иссиня-красные рубцы, что разрисовали кожу на всей спине, кивнул долговязому казаку:
— Смотри, Микола, как оно, панское письмо, отпечатано.
— Панское, — согласился Микола. — Кажись, свежее?
— Только-только затянулось, — подтвердил Фонька.
— Как звать?
— Фонькой. По прозвищу — Драный нос.
— Нос и впрямь драный. Признавайся, напугали казаки?
Фонька не знал, что ответить атаману. То, что струхнул, так не отнять. А кто бы не струхнул, если навалились внезапно. Не казаки в лесу страшны, а харцизки. Те бродят шайками в лесах и грабят одинаково, что пана, что хлопа.
— Чего пугаться.
— И я о том. Рассказывай, куда путь держал?
Спокойный разговор атамана окончательно успокоил Фоньку и убедил в дружелюбии казаков. Слухи о том, что казаки безжалостно убивают схваченных языков — оказались неправдой. Фонька Драный нос решил, что таить думы нечего.
— На Сечь хочу.
— От панов бежишь?
— Стало быть… — Фонька натянул рубаху, вздохнул. — Купец на барку взял до Любечи. А сам из Полоцка.
— Скажи, не ждут казаков в Полоцке? — атаман пытливо прищурил карие глаза в ожидании ответа.
— Ждут, — Фонька Драный нос подтвердил с уверенностью. — Только и говор о них. Невмоготу стало под паном. Правду бают, что и Хмель из шляхетного рода… — Фонька осекся, подумал, что болтнул лишнее; да было поздно. Увидев спокойное лицо атамана, продолжал: — Пан с паном снюхаться может… И будет на Белой Руси казацкое панство.
Стоявшие поодаль казаки засмеялись. И Фонька засмеялся. Только лицо атамана по-прежнему оставалось серьезным, даже строгим. Фонькины речи пришлись ему не по душе. Вздрогнула бровь у атамана и, приподнявшись, замерла.
