Как на крыльях, слетел Жабицкий с высоких ступеней замка.
Через окно гетман смотрел, как широко и быстро шагал капрал по двору. Необъяснимое, волнующее чувство овладело гетманом, и он заметался по комнате, дав волю этому неудержимому порыву. Мысли, путаные и обрывистые, летели одна за одной… Пан канцлер ищет пути к русскому царю… Хочет, чтоб он, гетман, первую колею ложил… А в случае неудачи?.. Нет ли в этом тайного умысла?.. Сейм изберет королем Речи Яна-Казимира… Отчизне нужна твердая рука. Будет ли Ян-Казимир той рукой?.. Время покажет… Как только утихнет бунт черни в крае, войско ударит по черкасам с севера. Гетман поведет войско. Оно ждет его…
Гетман остановился у столика, взял зубочистку, безразлично посмотрел на нее и сдавил жесткими пальцами. Перо звонко хрустнуло. Гетман бросил его на столик. Не глядя на адъютанта, застывшего у двери, приказал:
— Завтра утром — карету! Поеду в Несвиж… К войску…
И снова стремительно заходил по комнате.
1
Купец был дивный. Высокий, сухой, с пушистыми пепельными усами. Из-под мохнатой смушковой шапки настороженно поглядывали большие черные глаза. Купец напоминал Алексашке филина. Телега его завалена доверху всякой всячиной: мешками с золой, высохшими овчинами, железным сквабом. Чтоб набрать все это, немало надо походить по дорогам. За дробницами на поводу шел здоровенный и злющий лохматый пес. Купец не говорил, откуда и куда едет, только спросил Алексашку:
— Далеко до Пиньска?.. — и сам же ответил: — Верст десять, наверно, будет… А ты куда путь держишь?
Алексашка замялся, но тут же сообразил:
— В Пиньск.
— Жеребец ладный, — купец оценивающе посмотрел на буланого, потом задержал глаз на Алексашкиной рваной одежде, прищурился и ничего не сказал.
Чтоб не спрашивал больше, Алексашка добавил:
— Пан наказ дал в Пиньск.
— Кто пан у тебя?
— Телеханский, — сморщился Алексашка.
Купец зычно рассмеялся и, пригладив ладонью усы, загадочно крякнул:
— Пан Телеханский, а по лунинецкому шляху едешь! Ой, хлопец, врешь ты нескладно.
Алексашка разозлился и почувствовал, как внезапно жаром запылало лицо.
— Не знаю, какой шлях!
— Да господь с тобой! Мне все равно. Скажи лучше, в твоих краях соболей не продают?
— Продают, — наморщил лоб Алексашка. Тут же вспомнились полоцкие базары и ярмарки. Слыхал не раз, что купцы охочи до соболей и бобров, хорошо платят за мех. — Купить можно, лишь бы деньга была.
— Почем просят?
— Говаривали, двадцать штук вместе три рубля грошей, — сказал наугад Алексашка.
