Неизвестный В. Я. Пропп | страница 67
Шварц между тем протянул Феде свою костлявую руку и грузно рухнулся в кресло. Он с шумом затягивал и выпускал дым своей папироски, и вдруг отбросил ее в пепельницу. Только теперь он улыбнулся.
— Простите, я, кажется, не очень любезен. Но я, знаете ли, спал.
— Вы забыли?
— О, вы, кажется, обиделись? Ну, извините меня.
Шварц протянул ему руку.
— Зачем? Знаете, я недавно читал письма Гельдерлина[79]. Там есть тоже несколько писем Шиллера к нему. Одно начинается словами: «Я никоим образом не забыл о Вас, милый друг!» Я чуть не заплакал, когда прочитал это, потому что Шиллер совсем забыл о нем, а он только им и жил, он молился на Шиллера. А ведь был великий поэт, он, по-моему, гораздо выше Шиллера, а потом он сошел с ума, потому что был очень одинок.
На лице Шварца выразилось самое крайнее удивление, даже изумление.
— Ого! Значит, вы не на шутку обиделись! Но, однако, вы много читаете? Неужели вам интересно читать письма Гельдерлина? Кто их еще читает в наше время?
— Я больше всего люблю читать письма, дневники, вообще про людей, которые жили в действительности.
— Ну, а про Стефенсона[80] вы стали бы читать?
— Нет, пожалуй, не стал бы.
— А! Значит, бывают люди каких-то двух разрядов.
—Да, да, это я чувствую. И одних гораздо меньше.
— Это верно. И вы принадлежите к тем, которых меньше.
Федя промолчал.
— Но если вы попробуете определить, какие же это люди, которых меньше, то вы не сумеете.
— Может быть.
— Знаете, что я вам скажу? Вы очень заняты собой. Это свойственно вашему возрасту. Вы субъективны и вам нравится все человеческое, душевное. Вы меня понимаете? Поэтому мы любим читать биографии писателей, и об их жизни стоит писать целые исследования, и они пишутся. За симфонией или романом всегда стоит тот, кто их создал, а за машиной или мостом, или аэропланом нет человека, есть только его мозг. И все-таки вы ошибаетесь.
— Почему?
— Вас не интересуют аэропланы? Но первые чертежи летательных аппаратов мы имеем от Леонардо[81]. Гете обнаружил межчелюстную кость[82], Шиллер написал историю Тридцатилетней войны[83]. И вот в жизни человека бывает такой перелом или стремление выйти из себя и создать что-то независимое от своей души. И вы не уйдете от этого. В истории наступит такой момент, когда будут только одни инженеры, агрономы, врачи, рабочие, а искусство умрет.
— Тогда я не захочу жить.
— Может быть, и не доживете. Но это будет совсем неплохо.
— А для чего мы читаем Фауста?
— Но мы его еще не дочитали. Вы знаете, чем кончает Фауст? Он отвоевывает землю у моря, велит строить плотины, чтобы дать людям новые пространства, то есть он ведь делает инженерную работу?