Подавляем стыдом и изжогой, он долго лежал, слушая шевеление ночи над ним и вокруг. Больше нечего было нашептывать маме внутри, и озвученное им уже обещанье казалось теперь опрометчиво; злясь и изнемогая, не чувствуя рук, Аметист подбородком налево-направо рыхлил комковатую землю. Шум плотины погас, отдалясь, и обычные ночью маневры составов с щебенкой в Теряеве были окончены: ни гудка, в дачах же, разъедаемых лютой паршой, шел по кругу незвонкий придирчивый зуд, деревянное электричество; чтоб не тянуть носом более пыль, он в конце концов перевернулся на спину и, лицо отерев рукавом, загляделся на частые звезды и вспомнил отца, без большого азарта ему объяснявшего правду вечернего небоустройства на трамвайном разъезде зимой у пруда. Птицын был про себя недоволен отцом из-за той бесхарактерности, что родитель явил после смерти, никак не вмешавшись в десяток прискорбных неудобопамятных сцен, где ему только и приходилось рассчитывать на проницающий перегородку межмирную жест, впрочем, он не рассчитывал, все маловеруя, и принимал уготовленное униженье со сдержанностью, но обида на папино неподобанье копилась подспудно и сейчас, на чужих огородах, приливала к затылку, как темное море. Весь намерзшись на жесткой земле, он в конце концов встал и промялся во мраке до зыбких штакетин, где оставленно ежился дряхлый крыжовник; весь пошатываясь, стал грести вдоль забора на ощупь, погруженно ища себе выход из клети бесплодной. Сточенная калитка сыскалась в углу; он налег на нее голым весом, заерзал, коленом гулявшим помог и с сухим и незначащим шумом свернул ее с петель, совладав устоять на ногах. Оказался в безглазом ущелье: ни зги, ни покрышки, но потом, приглядевшись поверх частоколья, опознал в поднебесье огромную трапециевидную голову водонапорки, знаменующей близость озер и давно разоренного профилактория «Колос», в его школьное время на несколько лет превращенного в логовище собирателей кабеля, обустроивших в некоем корпусе медеплавильню и впоследствии откочевавших. Птицын в полупоклоне прокрался куда-то направо, опасаясь и здесь напороться лицом на сучье — то-то страшно ей будет в лесу незнакомом с невидящим сыном! — и холодными пальцами перебирая холодные ребра заборов; на каком-то шагу его руки ушли в пустоту — Аметист постоял, поводил ими там, пригляделся и сообразил, что стоит на проезжем вполне большаке, без труда раздвигающем посеребренные дачи. Аметист удивился нежданной удаче и, по-прежнему верный маячившей башне, послушно, как военнопленный, поплыл к ней, обернутый облаком пыли и мелкого гнуса. Ночь была, понял он, тошнотворна: вата душного дня напиталась чернильною сыростью и сейчас долго вязла в глотающем горле; ноги переставлял все еще безошибочно, но поясница уже переламывала пополам, и ясней становилось, что сил на остаток броска и досмотр предстоящих болот ему вряд ли достанет, но занятья другого себе он не видел и мысль эту гнал.
