Дальнейшее, качественно иное развитие образа России в литературе Великобритании происходит в конце ХХ – начале ХХI в. Так, в удостоенном премии Букера в 1987 г. романе Пенелопы Лайвли «Лунный тигр» героиня – историк и писатель – неоднократно и неизменно сочувственно вспоминает трагическую судьбу России в ХХ веке: для нее русские люди являются
…the most tormented people in the world… Somewhere… are whispers of St Petersburg, of the Crimea, of Pushkin, of Turgenev, of million upon million enduring peasants, of relentless writers and parched summers, of the most glorious language ever spoken, of samovars and droshkys, and the sad sloe‐eyed faces of a thousand icons [Lively, p. 61–62].
Кроме традиционных составлящих стереотипа (крестьяне, самовары, иконы), героиня П. Лайвли неоднократно вспоминает миллионы русских людей, погибших на полях сражений Второй мировой, в оккупированных городах, в гитлеровских лагерях, в осажденном Ленинграде. Один из эпизодических персонажей романа, русский аристократ‐эмигрант, вызывает, вопреки сложившемуся в литературе стереотипу, отчетливую неприязнь героини:
Sasha… appears to have been an excellent reason for the Russians to have a revolution: a man of total moral fecklessness who never did a day’s work in his life and disposed all the family fortunes… before he was thirty [Lively, p. 62].
В последние десятилетия ХХ – н ачале ХХI в. Россия становится местом действия ряда романов известных английских писателей, таких как «Начало весны» Пенелопы Фицджеральд (P. Fitzgerald, The Beginning of Spring, 1988), «Эта русская» Кингсли Эмиса (K. Amis, The Russian Girl, 1992), «Дом свиданий» Мартина Эмиса (M. Amis, The Meeting House, 2002), «Блокада» и «Измена» Хелен Данмор (H. Dunmore, Teh Siege, 2001; The Betrayal, 2010), и ряда других. Нет сомнений, что каждое из этих произведений заслуживает отдельного внимательного прочтения и анализа. При явной разнице авторских подходов и жанровой организации произведений их объединяет сочувственный интерес авторов к истории России и ее людей, а также отделение «советского» от «русского». Очевидным образом происходит трансформация сложившейся в литературе Великобритании модели национального русского мифа, что связано не в последнюю очередь с изменениями исторической обстановки, политической ситуации, с большей открытостью, а также с поисками Британией собственной новой идентичности (см. об этом: [Бреева]).
П. Фицджеральд (
