— Готова? — спрашиваю я.
— Готова, — подтверждает Арина.
— Пошла запись. Лежи спокойно, не дёргайся.
Я нажимаю тумблер, и звуковой фон ментоскопа меняется. Гудит он по-прежнему тихо, но как-то мощно и ровно, словно громадный металлический шмель. На панели вспыхивают индикаторы, отслеживающие инсталляцию, а я поворачиваюсь к дисплею и начинаю корректировку. При этом я чувствую себя отвратительно. Будто свихнувшийся энтомолог, который наткнулся на новый вид бабочек, не внесённых ещё в каталог, с неброским, быть может, но необычным рисунком на крыльях. И вот он осторожно, тоненькой кисточкой, стирает с этих крыльев пыльцу и раскрашивает их яркими красками под знаменитый «павлиний глаз». Со стороны посмотреть — красиво. Но ведь «павлиний глаз» уже давно известен, описан, а новый вид, о котором никто ничего не знал, теперь так и сгинет, даже не получив собственного имени.
К счастью, корректировка и редактура прошивки — работа трудоёмкая, требующая полной сосредоточенности. Она быстро вытесняет из головы все лишние мысли. Не дай бог допустить здесь промашку! Мелкий сбой, неправильно положенный шов может перерасти потом в большую психопатологическую проблему. А это, разумеется, скажется и на моём профессиональном авторитете. Клиент, у которого после прошивки один глаз смотрит вверх, а другой — вбок, дискредитирует прошивщика на всю жизнь. Депутатов в числе заказчиков мне тогда уже не видать. Поэтому я, как обычно в такой ситуации, выпадаю из времени и пространства. Передо мной пульсируют в воздухе две многогранные, нитчатые, разноцветные, объёмные паутины, и я световыми пинцетами, иголками, скальпелями пытаюсь подогнать друг к другу их ребра, плоскости и узлы. Занятие весьма кропотливое, учитывая, что ментограммы по природе своей явления динамические: мозг продолжает функционировать, а потому размерность отражённых его элементов всё время меняется; неверно скрепишь, неправильно что-то соединить, и в силу инерции перекашивается сразу же целый сектор. Выправлять его потом — сущая мука.
В общем, когда, часа через полтора, я даю команду «зафиксировать результат», то представляю собой ком взмокшей человеческой плоти, бесформенно оползающей в кресле. Даже не замечаю, что Арина, оказывается, уже выкарабкалась из ментоскопа и стоит передо мной — задумчивая, прислушиваясь к своим ощущениям.
— Ничего вроде бы не изменилось…
— А ты чего ожидала? Что у тебя откроется во лбу третий глаз? — Я достаю из ящика пару бумажных салфеток и вытираю лицо. — Не беспокойся, всё прошло хорошо. Однако, пожалуйста, усвой одну вещь: вторая прошивка тебе категорически противопоказана. Это и законом запрещено, но ещё и то, что психика у тебя слишком лабильная — крышу может напрочь снести. Я во всяком случае предупреждаю: вторую прошивку тебе делать не буду. Ты поняла?
