Еще сохранившихъ ночную росу,
Какъ яркій алмазный уборъ.
Онъ робко горѣлъ, пробивался съ трудомъ,
Подъ пологомъ мрака въ туманѣ сѣдомъ
Мерцалъ, словно огненный глазъ,
И скоро подъ гнетомъ таинственной тьмы
Истаялъ, какъ узникъ подъ сводомъ тюрьмы,
Безсильно и грустно погасъ.
Но искра осталась въ остывшей золѣ,
На влажной, холодной, росистой землѣ,
Тоскуя осталась одна,
И скоро подъ сѣрымъ пушистымъ плащемъ,
Лѣнивымъ, спокойнымъ, бездѣйственнымъ сномъ
Надолго заснула она.
Ей снилось: Струя золотого огня,
Сіяетъ, какъ солнце лазурнаго дня,
Живительнымъ грѣетъ тепломъ;
И яркій, блестящій, волшебный узоръ
Цвѣтистыхъ лучей, ослѣпляющихъ взоръ,
Причудливо вьется кругомъ.
Ей снилось: Пожаръ безпощадно жестокъ,
Губительно льется горящій потокъ
Сквозь шумный, испуганный лѣсъ.
Вездѣ, какъ знамена на полѣ борьбы,
Взвиваются дыма густые столбы,
До мрачныхъ безмолвныхъ небесъ…
Уже загорѣлся желанный разсвѣтъ,
И нѣжный, дрожащій, измѣнчивый свѣтъ,
Стыдливый румянецъ утра,
Востокъ полосами окрасилъ вездѣ;
Но искра дремала, какъ птичка въ гнѣздѣ,
Въ золѣ на остаткахъ костра.
Но утренній вѣтеръ промчался легко,
На западъ съ собой унося далеко
Разсѣянный сумракъ ночной;
Тогда отъ ночного спокойнаго сна
Съ безсильною дрожью проснулась она,
Сіяя улыбкой больной.
И вспыхнулъ тщедушный, скупой огонекъ,
Желтѣя взглянулъ на румяный востокъ,
Слабѣя слегка задрожалъ,
И вдругъ отвернулся стремительно прочь
И вѣтру, на западъ умчавшему ночь,
Свой трепетъ послѣдній отдалъ.
