Мнѣ снился сонъ, зловѣщій плодъ мечты;
Земля была кладбищемъ безпредѣльнымъ,
Какъ черный лѣсъ, стояли тамъ кресты,
Подавлены безмолвіемъ смертельнымъ.
Кончалась ночь. Въ восточной полутьмѣ
Рождался свѣтъ болѣзненный и дальній,
И предо мной, какъ призракъ на холмѣ,
Вздымался крестъ, всѣхъ выше и печальнѣй,
Онъ выступалъ загадочно сквозь мракъ,
Раскинувъ врозь свои прямыя руки,
Но не былъ то могилы мирный знакъ,
То казни символъ былъ и муки.
Онъ оживалъ и роковой упрекъ
Мнѣ посылалъ съ настойчивою властью,
И видѣлъ я: на немъ распятъ пророкъ
На жертву злому Самовластью.
Сочилась кровь изъ-подъ шиповъ вѣнца,
Въ глазахъ была смертельная истома.
Малѣйшая черта его лица
Была давно близка мнѣ и знакома.
Онъ голову склонилъ безсильно внизъ,
Его спина носить привыкла иго,
Онъ былъ распятъ и на крестѣ повисъ,
Надъ нимъ была распята книга.
И вздрогнулъ онъ, и размокнулъ уста,
Чтобъ вымолвить невѣдомое слово.
Но вмѣсто словъ съ высокаго креста
Раздались звуки кашля злого.
Онъ застоналъ и поблѣднѣлъ, какъ трупъ,
И на щекахъ, какъ кровь, блеснули пятна,
И, наконецъ, съ полуоткрытыхъ губъ
Слетѣло: «жажду!» еле внятно…
А небеса свѣтлѣли. Въ вышинѣ
Туманъ рѣдѣлъ, спускаясь ниже.
Заря росла въ восточной сторонѣ
И первый лучъ мерцалъ все ближе.
