– Кто твои сообщники?
– У меня нет сообщников.
Мегрэ продолжал являться к нему каждое утро, хотя формально не имел больше права заниматься этим делом. С
каждым днем Эртен становился спокойнее, он перестал дрожать, им овладевала животная тупость. Однако порой в его глазах вспыхивал насмешливый огонек.
Так продолжалось до того утра, когда он услышал в соседней камере шаги, а потом душераздирающий крик.
Это пришли за отцеубийцей, номером Девятым, чтобы отвести его на эшафот.
Вечером Эртен, который стал номером Одиннадцатым, зарыдал. Но так и не заговорил. Он лежал, вытянувшись на койке, и громко стучал зубами. Лицо его было повернуто к стене.
Если комиссар Мегрэ забирал себе что-нибудь в голову, это было надолго.
– Этот человек либо невиновен, либо сумасшедший, –
заявил он следователю Комельо.
– Это невероятно! И потом, приговор уже вынесен.
С высоты своих ста восьмидесяти сантиметров, плечистый и крупный, как грузчик с Центрального рынка, Мегрэ упрямо смотрел на Комельо.
– Вспомните, что следствием не установлено, как Эртен вернулся из Сен-Клу в Париж. Поездом он не ехал, это доказано. Трамваем тоже. Не мог же он идти пешком!
Мегрэ продолжал с улыбкой:
– Давайте проведем один опыт.
– А что скажет министерство? – испугался Комельо.
И Мегрэ, грузный, упрямый Мегрэ отправился в министерство. Он сам составил для Эртена записку с планом побега.
– Послушайте! Если у него есть сообщники, он решит, что записка от них, если сообщников нет – сообразит, что это ловушка. Я отвечаю за него. Клянусь вам, что уйти от нас он не сможет.
Надо было видеть при этом лицо комиссара – широкое, спокойное и жесткое. Он уговаривал начальство три дня.
Три дня Мегрэ тревожил их призраком судебной ошибки и грозил скандалом, который рано или поздно разразится.
– Но вы же сами арестовали Эртена, комиссар!
– Я арестовал его как полицейский чиновник. Я должен был сделать логический вывод из неопровержимых доказательств.
– А как человек?
– Как человек я требую более убедительных подтверждений его виновности.
– И вы полагаете…
– …что Эртен либо безумен, либо невиновен.
– Почему же он молчит?
– Мы узнаем это, если проделаем опыт, который я предлагаю.
Без конца созывались совещания, звонили телефоны.
– Вы рискуете своей карьерой, комиссар! Подумайте!
– Я уже все обдумал.
Наконец заключенному передали записку. Он никому не показал ее, но аппетит его заметно улучшился.
– Стало быть, он нисколько не удивился, – сказал
Мегрэ. – Стало быть, это не было для него неожиданностью. Значит, у него есть сообщники, обещавшие ему устроить побег.
