— Ну, полно, полно, — перебил ее г. Трикамп, — отвечайте мне без причитаний.
— Говорите погромче, — сказал Бальтазар, — она, знаете, глуха.
— Мы желаем узнать, — сказал г. Трикамп, возвышая голос, — были ли вы тут в то время, когда произошло воровство?
— Да я и не выходила из дому, сударь.
— Вовсе не выходили?
— Так точно, сударь, потому что я чувствовала, что будет гроза, а в мои годы ноги-то уж плохо слушаются в такое время.
— Стало быть, — сказал Бальтазар, — ты была в своей комнате?…
— Нет, после обеда я все сидела в зале и вязала около камина.
— Так что ты не двигалась с места и даже в кухню не ходила?
— Да.
— Вы, моя милая, хорошо видите? — снова начал свой допрос Трикамп.
— Чего-с, сударь? — сказала Гудула, не расслышав вопроса.
— Я спрашиваю вас, — повторил Трикамп, — хорошо ли вы видите?
— Да, на это не могу пожаловаться, на ухо-то я тугонько, ну а глаза-то еще хороши, да и память тоже.
— А, так память у вас в исправности!
— Ну, так скажите: много ли народу перебывало здесь после обеда?
— Сначала приходил комиссионер, потом заходила одна соседка попросить взаймы немного печенья… а потом Петерсен приходил зачем-то к Христиане.
— А!.. Кто такой этот Петерсен?
— Сосед тоже, сударь, ночной сторож, вот барин его отлично знает.
— Да, — сказал Бальтазар Трикампу, — это бедняк, у которого с месяц тому назад умерла жена, а двое маленьких детей больны… Он хороший малый, и ему оказывают здесь некоторую помощь…
— Так этот Петерсен, — продолжал Трикамп, — входил в дом?..
— Нет, сударь, отвечала Гудула, — он только поговорил с Христианой чрез окно…
— Что ж он ей говорил?..
— Не расслышала, сударь.
— А после него… Никого не было?…
Гудула заставила повторить вопрос и затем ответила:
— Никого!..
— Ну, а Христиана, — продолжал Трикамп, — она где была, пока вы вязали?
— Да эта милая девушка по обыкновению ходила то туда, то сюда: она и на кухне работала за меня, так как я не в силах была заняться этим. Ведь она такая милая!
— Но ведь не все же время она пробыла в кухне?
— Нет, сударь, как наступил вечер, она ушла к себе в комнату.
— А! Так она ушла к себе, не правда ли?
— Да, сударь, чтобы приодеться к ужину.
— И… долго она пробыла в своей комнате?
— Да с час времени, сударь.
— Целый час?..
— Да, не меньше часу.
— А вы ничего не слышали в это время?
— Что вы говорите, сударь?
— Я спрашиваю вас, не слыхали ли вы какого-нибудь шума… например, ударов молотком по дерену?
— Нет, сударь, не слыхала.
— Да, — сказал Трикамп, обращаясь к молодым людям, — она глуха!..
