* * *
Когда она вошла в палату Лики, в ней суетились врач и медсестра, уже знакомая ей… Лика лежала высоко на подушках, закрыв глаза. Спутанные от пота кудряшки разметались, закрывая лоб, бескровные щеки. Медсестра, склонившаяся к кровати, сосредоточенно что то делала с рукою Лики, сгибая ее и разгибая ее. Потом в отчаянии зашептала высокому, худому человеку в марлевой маске, стоявшему рядом.
— Михаил Антонович, вен не видно. Не прощупываются. Пульс, как нитка. Не знаю, что делать. Не могу я! — в голосе сестры слышалась паника. Рука доктора твердо и цепко легла ей на плечо. — Ничего. Беги в ординаторскую. Позови Сеида. Он сможет. Только быстрее, Оля, быстрее! Не успеваем. — Медсестра, не дослушав, уже мчалась мимо нее к дверям. Белый халат раздувался парусом.
Спустя несколько минут уже вернулась. За ней следом шел тонколицый, смуглый юноша в белых резиновых перчатках, с биксой в руках. Она поразилась про себя бесшумности его уверенных движений и той сосредоточенной, глубокой, мягкой печали, что так и лилась из его больших, темных глаз… Склонившись над Ликой, он взял ее тонкую, худую ручку в свою ладонь, слегка надавил на предплечье, обернулся к медсестре, поднял палец. Она тотчас вытащила из биксы тонкую иглу, протянула ему. Он соединил иглу с нитями системы, воткнув острие в предплечье девочки. Капельница заработала, по пластмассовым трубкам потекла светло-коричневая жидкость. Щеки Лики чуть окрасились в розоватый цвет. Она задышала ровнее. Юноша неслышно посторонился, пропуская вперед врача.
— Сеид, спасибо тебе! — негромко проговорил тот, склоняясь над девочкой. — Еще минута и сердце бы замолчало вовсе.
— Oll raight! Аллах милосерден к детям. — кивнул головой практикант-ливиец, усталым движением сдернул вниз к подбородку марлевую повязку и, неслышно, по кошачьи, вышел из палаты, исчез в коридоре…Она успела поймать его взгляд. На ее немой вопрос он прикрыл глаза, едва заметно покачал головой. Она прикусила губу до крови. Нестерпимо хотелось выть.
— В реанимацию, Михаил Антонович? — тотчас вопросительно подняла брови медсестра, тронув врача за рукав.
— Нет. Она не выдержит перевозки. Есть кому смотреть за капельницей?
Медсестра замялась нервно, но она перебила ее, шепча почти неслышно, пересохшими губами:
— Я могу присмотреть. Я пробуду тут, сколько нужно. Только… Она будет жить? — ее голос сорвался. Она вцепилась руками в изножье кровати, едва не падая.
— Вы — мать? — врач ожидающе смотрел на нее. Она кивнула, не раздумывая, почти машинально. Не было ни сил ни времени на препирательства и ненужную теперь уже никому правду.
