— Вы на Афанасьевну не сердитесь. Она лет десять назад всех родных своих потеряла. В Нефтегорске они все жили. Может быть, слышали? Землетрясение там было страшное. Все у нее погибли. Даже двоюродный брат с женою без вести пропал. Не нашли. Приехала вот к нам. Устроилась тут, в столовую больничную… Говорили, первый год вся черная ходила, а потом Георгий Степанович ее как-то попросил подежурить неделю у тяжелобольной одной, Веры Сергеевны, так Зина в себя пришла немного. Вера Сергеевна все для нее романсы пела, до самой поры пока не умерла… Она певицей была…. Вот так то. А к Лике вы все-таки лучше бы не ходили, если это не всерьез… Зина права. Девочка к вам привыкнет, а расставаться — тяжело! — сурово заключила медсестра.
— Расставаться? Почему? — она задала этот нелепый вопрос, чтобы хоть что то сказать. Сердце, терзаемое невидимыми когтями, и так прекрасно знало ответ.
— Ну-уу. Сами понимаете. Со смертью никто еще не мирился. Нетерпеливые сердца — особенно! — Медсестра закусила губу, и словно опомнившись, вдруг стремительно побежала вниз по лестнице, бросив на ходу негромкое:
— Простите, у меня много дел. Если не передумаете, приходите завтра. Завтра Лика отдыхает от процедур. …
* * *
Это «завтра» растянулось еще на сотню-другую дней. На целую позднюю осень. Она жадно ловила эти дни-паутинки, задерживала дыхание, боялась пропустить улыбку девочки, ее мимолетный взгляд, радость, случайно плеснувшуюся в глазах крохотным озерцом. Смеялась Лика редко. Лишь один раз, она расхохоталась неудержимо, как тонкий, серебряный колокольчик. Маленький, лохматый увалень-щенок, весело гонялся по аллее за синицей, которая лениво перепархивала с куста на куст, держа в клюве какого то червяка или крошку хлеба. В конце концов, устав летать туда-сюда, птичка выронила свою добычу прямо на нос щенку. Он вздрогнул от неожиданности, подпрыгнул на месте, отряхнулся и залился звонким, предостерегающим лаем. Одно его ухо сторожко торчало вверх, другое — рыжеватое, с розово-младенческой каймой изнутри, повисло безвольно-забавным лоскутиком. Синичка, совершенно не испугавшись лая, порхала перед носом озорника, словно хотела забрать то, что так неловко выронила.
— Какие они оба забавные! — отсмеявшись, Лика устало склонила голову ей на плечо. Девочка была совсем не тяжелая, больше походила на пушинку. Иногда приходилось придерживать ладонями ее кружившуюся от слабости голову или то и дело крепче прижимать к себе — Лике казалось, что руки ее слабеют и она может не удержавшись, упасть. — Мне мама так и не позволила завести собачку. А очень хотелось.
