Хотелось ответить: да я живу в соседнем квартале! Я сроду в Афганистане не была. Я верблюда единственный раз видела – в Канаде, и он, тот верблюд, проявил неизмеримо больше доброты, чем вы, двуногие.
Но я молчала. Мои объяснения никто бы не принял. Говорили обо мне в моем присутствии; речь, обращенная к другому, на самом деле предназначалась для моих ушей. Меня обсуждали, не спрашивая моего мнения. Я сделалась ходячим аргументом, подтверждением статистических данных. Остаться подростком, человеком из плоти и крови мне не дали. Моя роль была масштабнее.
Объект ненависти. В лучшем случае – тема неприятного разговора.
Вот почему я не сомневалась: то, что начинается между мной и Оушеном, кончиться может только одним – слезами.
Вот почему я не стала перезванивать Оушену.
Но я вовсе не считала, что поступаю правильно. Что именно так и нужно. Просто я не видела вариантов. Не знала всех ответов. Я волновалась за Оушена и по-своему, неуклюже, пыталась защитить его. Точнее, нас обоих. Лучше нам быть просто знакомыми, хорошими, доброжелательными знакомыми, школьными товарищами. И никем более.
Нам ведь всего по шестнадцать, думала я.
У нас это пройдет.
На выпускном Оушен появится с хорошенькой блондинкой, имя которой ему будет произносить легко и привычно. А я просто уеду. Папа неизбежно найдет новую работу, о чем и объявит с гордостью, и мы переберемся в городишко поприличнее, снимем дом в более благополучном районе. Улучшим собственные перспективы.
Все будет супер. Или почти супер.
План мой имел только одно слабое место. Я не учла, что Оушену он не понравится.
В понедельник я пришла на электив мистера Джордана. Однако мое присутствие было равносильно прогулу – я молчала, я ни слова не проронила. По двум причинам:
1. У меня все еще горела голова.
2. Я старалась не привлекать к себе внимания.
На Оушена не смотрела. И вообще ни на кого. Притворялась безучастной в расчете, что Оушен поймет намек и сам со мной не заговорит. Напрасно надеялась.
По звонку я выскочила из класса, чуть ли не бегом устремилась к выходу. Тут-то Оушен меня и поймал. В буквальном смысле. За руку. Судя по глазам, нервничал. Был бледен. Я, наверное, тоже неважно выглядела.
– Привет, – выдохнул Оушен.
– Привет.
Он все еще держал меня за предплечье. Пальцы сомкнулись, как нетугой браслет. Я покосилась на них. Вовсе не хотела, чтобы он меня отпустил. Однако при моем взгляде Оушен вздрогнул, отпустил мою руку.
– Прости.
