Милосердие смерти | страница 49



Но я, всю жизнь свою служа Родине в самых горячих точках, смерти не боюсь. Я был рядом с ней и уважаю ее как противника. Думаю, она не забудет, как периодически я вступал с ней в переговоры и просил не забирать моих бойцов. Многие считали, что те, кто должен был умереть, выживали, но я-то знал, что это был наш со Смертью договор. – Повисла пауза. – И вот теперь я чувствую ее ауру, ее энергетику, она где-то рядом и вскоре примет меня в свои объятия… Я не врач, но понимаю – все потуги и старания безнадежны и являются лишь мучительным продлением нескольких ужасных месяцев оставшейся жизни. Поэтому я не буду проходить курсы лучевой и химиотерапии – при моей опухоли и метастазах прогноз очевиден. И я осознанно иду на это. Лишь одна надежда, что Смерть не заставит себя долго ждать и наблюдать за моими мучениями, а по старой дружбе все сделает правильно. На это я точно надеюсь.

Иллюзии

Я опять выпустил его из своего поля зрения на долгие годы. Хотя для меня эти годы пролетели как один день. Банальная фраза стала для меня не банальной. Я как будто нырнул в реанимационную жизнь в последние годы прошлого столетия и вынырнул из нее только сейчас. Я вдруг увидел Стинга, вдруг увидел Roxett и Сюзи Кватро, Де Ниро и Аль-Пачино, Клинтона и Крис де Бурга – и не узнал этих людей. Неужели эти старики и старушечки и есть те славные герои, которые почему-то постоянно были рядом и, как я думал, в неизменном виде? Теперь, глядя на них, я вдруг стал осознавать свой возраст. Хотя все мое естество не могло, да не только не могло, но и не хотело воспринимать эту ужасную действительность. Ведь у меня был маленький сын, молодая жена, друзья в основном в возрасте моих старших детей. И когда я встречал очередного пациента своего возраста, то не мог поверить, что это мои ровесники или ровесницы. Я смотрел на этих старичков с грустью и сожалением, ведь я был абсолютно другим. Я был молодым, но, может быть, чуть более зрелым, но никак не похожим на них. Мои сотрудники, мои друзья и родственники всем своим поведением и отношением со мной никогда не акцентировали неравенство в возрасте. Я был своим среди этих молодых, умных и бодрых людей, и, соответственно, себе казался таким же.

В кругу ровесников я был самым молодым и, возможно, повидавшим больше всех.

И вот я встречаю седого пожилого мужчину и не узнаю в нем своего бывшего сослуживца, с которым прослужил в госпитале целых восемь лет и с которым всегда был в прекрасных отношениях. А ведь Илья Зельц был гораздо младше меня.