Милосердие смерти | страница 47
Примерно через час после начала боя к эвакуационной площадке лихо подъехал БРДМ, и за ним потянулись шесть армейских грузовиков. На погрузку ушло не более десяти минут. Перед посадкой в машины мы все встали вокруг Ивана.
– Коллеги, всем спасибо, – коротко сказал он. – Встретимся на «большой земле». Берегите себя. По машинам.
Я обнял Драгану, затем медленно опустился на колени и нежно поцеловал своего сыночка, глубоко спрятавшегося в ее животе. Ему было уже пятьдесят два дня.
Колонна тронулась. Выстрелы были уже вдали.
«Все, кажется, проскочили», – облегченно подумал я.
Но через десять минут пулеметные очереди разорвали тент нашего грузовика, взрывы, стоны и крики раненых. Наш грузовик, взревев, рванул вперед и помчался на предельной скорости по горной лесной дороге. Я увидел, как сзади полыхает авангардно шедшая впереди нас БРДМ, завалившаяся набок в глубокий кювет. Я видел, что машина Юрика не отстает от нас. А дальше был дым, и более ничего не было видно. Опять какофония выстрелов и взрывов.
Пулеметные очереди разорвали тент нашего грузовика, взрывы, стоны и крики раненых.
Мы, кажется, вырвались, если нас опять не поджидает очередная засада. Через минут тридцать бешеной скачки, сумасшедшей гонки мы остановились.
Подъехала машина номер два, затем машина номер четыре, машина номер шесть.
Я не буду рассказывать о том, что со мной происходило после того, как Иван рассказал, что две наши подбитые машины, третья и пятая, остались на дороге догорать, что им на выручку бросились бойцы из двух шедших в арьергарде грузовиков, что перед эвакуацией все получили приказ не останавливаться и прорываться вперед, что подбитые машины будут защищать бойцы из арьергарда…
Погибли все – и Драгана, и Ангел, и раненые, и бойцы из арьергарда. Живым в плен никто не сдался. Гордана с простреленными ногами взорвала себя гранатой.
Через шесть часов, уже в Белграде, мы сдали своих раненых. Все наши доехавшие были живы. Но был ли жив я? Последние сутки для меня превратились в сон, и сон был страшный. Я просто не мог проснуться.
И вот, спустя двадцать четыре года я смотрел на Игоря и все пытался вспомнить его. Он, видя мои мучения, улыбнулся краешком губ, и улыбка эта была так чиста и так светла, как будто человек видел сокровенное, и при этом глаза его чуть с прищуром испускали лучики добра и теплоты.
– Артем, дорогой, не мучайтесь. Я был тогда с бородой и постоянно в темных очках. Вы могли видеть меня, когда я сопровождал Радована при приезде к нам в отряд. А при утренних построениях я всегда стоял по правую руку командира или иногда замещая его.
