– Какая лампа, – кричал он, – я самый богатый человек во вселенной, я богаче самого султана! Какой султан может сравниться со мной? Все властелины мира не соберут столько сокровищ за тысячу лет!..
Джафар, наконец, потерял терпение.
Он подбежал ко входу в пещеру и закричал:
– Махмуд! Махмуд!
Гулкое эхо разнеслось по крутой лестнице.
– Не бери ничего, кроме лампы, ни к чему не прикасайся; иначе погибнешь!
– Махмуд... Махмуд... – донеслось до слуха вора.
– Кто зовет меня? – он высыпал последнюю пригоршню монет и прислушался.
– ...иначе погибнешь... – донеслось до его слуха, – не бери ничего, кроме медной лампы...
Рванув на себе рубашку, Махмуд высыпал все драгоценные камни, все золото и отбежал на середину пещеры.
– ... ничего не брать в руки...
«Но Махмуд не так глуп, – подумал вор, – ничего не возьмет в руки» – и, упав на колени, зубами взял огромный алмаз, а затем, зажмурившись, проглотил его. Он хотел было проглотить еще несколько камней, но потом подумал, что достаточно будет и одного.
И в это мгновение пол пещеры задрожал, стены заходили ходуном, и Махмуд превратился в золотого истукана с выпученными глазами.
Заходя в сокровищницу, вор не обратил внимания на то, что вдоль стены стоял один подле одного золотые истуканы. Это были колдуны и воры, позарившиеся на сокровища Али-Бабы. Они все превратились в золотых истуканов...
Пасть чудовища, служившая входом в пещеру, закрылась прямо перед носом изумленного Джафара.
– Что такое? Почему? – закричал колдун.
– Он потревожил мой покой, – произнесла ужасная каменная голова.
– Но кто может войти и, главное, выйти? – закричал Джафар, его сбивал с ног обжигающе-горячий ветер, вырывавшийся из пасти чудовища.
– Только Алмаз Неограненный, – загадкой ответила голова, – только он может войти и может выйти.
Больше голова не произнесла ни слова. Горящие глаза потухли, и голова медленно исчезла под огромным песчаным барханом.
Две половинки золотого скарабея упали к ногам колдуна.
Джафар нагнулся, сгреб их в кулак и, крепко сжав, принялся монотонным заунывным голосом твердить заклинания, с помощью которых он через мгновение перенесся назад в Багдад в свои тайные покои.
– Глупый Махмуд, – сказал Яго, почистив свой клюв о плечо хозяина.
– Нет, Яго, он не глупый, он жадный.
– Это одно и то же, – сказал попугай, – все глупые – жадные, а все жадные – глупы. Восточная мудрость, хозяин.
Джафар молча насыпал полную тарелку жареных арахисовых орешков, на которые Яго тут же и набросился.
