– Постой, а деньги?
– Какие? – удивленно пожал плечами юноша.
– За хлеб и за мед.
– Но ты мне ничего не дал.
– Мерзавец! – закричал лавашник. – Я сам видел тебя вчера на базаре с этой обезьянкой! Она твоя, ты ее подучил!
– Тебе показалось.
– Стой! – взревел лавашник и бросился вслед за Алладином.
Но тот даже не убегал.
– Люди! Люди! – закричал лавашник. – Он украл у меня хлеб, держите вора!
Юноша обернулся. Собралось десятка два любопытных зевак.
– Аллах, прости этому безумцу, – произнес Алладин, – он говорит о каком-то хлебе. Посмотрите, люди, разве есть у меня что-то в руках?
– Он вместе с обезьяной... – принялся сбивчиво говорить лавашник, – та украла у меня хлеб...
Все засмеялись. Ведь жадного лавашника никто не любил.
– Да он сумасшедший, – Алладин раздвинул зевак и не спеша удалился.
Вслед ему неслись проклятья хлебопека. А Абу в это время слез с дерева, обежал прилавки и ждал своего хозяина в узкой улочке.
– Ах ты негодник, – сказал Алладин, присаживаясь на прохладные камни рядом со своим любимицей, – ты уже успел отгрызть чуть ли не половину лепешки! Ну ничего, я тебе прощаю, давай поделим поровну, – и юноша разорвал лаваш на две части.
Алладин уже собирался откусить кусок от сладкой лепешки, как вдруг застыл: прямо перед ним стояли маленькие нищие – мальчик и девочка. Они стояли маленькие нищие, – мальчик и девочка. Они даже не просили, а только взглядом умоляли юношу дать им чего-нибудь поесть. Но близко подходить они боялись, наверное, детям не раз довелось изведать на себе жестокость купцов и торговцев.
– Не бойтесь, идите сюда, – поманил пальцем мальчика и девочку Алладин, – вот вам хлеб, – и он отдал свой кусок.
Мальчик, немного подержав лаваш в руках, отдал его своей сестренке.
Абу уже успел вонзить свои острые зубы в хлеб, но при виде голодных детей дрогнуло даже сердце обезьянки. Но расстаться с лакомым куском было выше сил Абу.
Алладин тяжело вздохнул и укоризненно покачал головой. Пристыженный Абу тут же протянул хлеб и стал танцевать перед детьми, вытворяя всевозможные акробатические номера.
Счастливые дети ели, смотрели на забавную обезьянку и смеялись.
А Алладин стал вновь грустным. Вновь надо было думать о хлебе насущном.
Возможно, Алладин еще долго болтал бы с детьми, а Абу танцевал и кривлялся перед ними, но случилось следующее.
Запели трубы, загрохотали барабаны, и раздались оглушительные крики:
– Дорогу принцу Абдурахману! – слышались крики стражников.
