Даже предварительные сведения относительно того, какие различия характеризуют теперь оба пола, находятся в самом необработанном и неполном виде, уже независимо от всякого вопроса о том, в силу чего произошли эти различия. Медики и физиологи исследовали до некоторой степени различия в телесной организации. Для психолога это составляет очень важный элемент, но медики вообще плохие психологи. Относительно умственной характеристики женщины их наблюдения нисколько не серьезнее сравнительно с замечаниями большинства людей. Одним словом, мы не знаем об этом предмете еще ничего строго законченного, и именно потому, что те лица, которым было лучше, может быть, знакомо это дело, сами женщины, представили до сих пор весьма недостаточные указания, да и это немногое – в сильно подмалеванном виде. Глупых женщин знать нетрудно. Глупость – одна и та же на всем белом свете. О мнениях и чувствах глупой женщины можно вынести заключение по тем взглядам, которые преобладают в окружающем ее обществе. Совсем иное дело те лица, которых мнение и чувства непосредственно вытекают из их собственной природы и умственных особенностей. Много ли мы можем насчитать таких мужчин, которые бы мало-мальски порядочно были знакомы с характером женщин даже в собственном семействе? Я уже не говорю об их умственных способностях: их не знает никто, не знают сами женщины, потому что сама деятельность способностей по большей части у них никогда не вызывалась. Здесь же речь идет об их настоящих чувствах и мыслях. Многие мужчины претендуют на полнейшее знание женщин только потому, что с некоторыми – пожалуй, с очень многими из них – находились в любовных связях. Если такой мужчина – хороший наблюдатель, если опыт его простирается и на качество, как и на количество, то он действительно мог узнать нечто из узкой, хотя, без сомнения, важной, области женской натуры. Все же остальное в этой природе так же хорошо известно и другим, потому что только от немногих оно заботливо скрывается. Самый удобный случай к изучению женского характера обыкновенно представляется мужчине в его собственной жене, так как здесь более к тому поводов, и притом полное любовное сожительство не обратилось же вовсе в такую баснословную небывальщину. И действительно, я полагаю, что мало-мальски пригодные сведения об указываемом предмете были доставлены именно этим путем. Но для подобного изучения мужчинам предоставляется вообще всего один случай, и следовательно, иной захотел бы, даже рискуя быть смешным, составлять по своей жене мнения о женщинах вообще. Для получения и в этом случае какого-нибудь результата, нужно, чтобы женщина стоила изучения и чтобы мужчина был компетентным судьей. Но этого условия для него еще мало: нужно, чтобы его характер, симпатический сам по себе, так умел приноровиться к ее нраву, чтобы он мог читать в ее душе путем симпатического прозрения и не имел в себе ничего такого, что может запугать ее искренность. Но подобные отношения, по моему мнению, составляют чуть ли не беспримерную редкость. Часто случается, что при всем согласии чувств и при всей общности внешних интересов один из супругов так же мало имеет доступа во внутреннюю жизнь другого, как если бы их связывало одно обыкновенное знакомство. Даже при действительном сердечном расположении господство, с одной стороны, и подчиненность, с другой, мешают полной искренности. Очень многое не разоблачается, хотя бы и ничто не скрывалось умышленно. Всякий мог заметить соответствующее явление в близких по аналогии отношениях родителей и детей. Как часто, например, случается, что отец, несмотря на самую теплую любовь к сыну и его взаимное чувство, видимо для всех не знает и нисколько не подозревает тех сторон в характере сына, которые хорошо известны его товарищам и сверстникам. Все дело в том, что относительное положение младшего или старшего в высшей степени стесняет откровенность и задушевную теплоту первого. Страх лишиться доброго мнения или приязни старшего так силен, что даже в самом открытом характере всегда является бессознательное желание показывать только лучшие свои стороны или такие, которые наиболее нравятся другому, и мы можем с полной уверенностью сказать, что совершенное обоюдное понимание может иметь место только между такими двумя лицами, которые, кроме связывающей их интимности, совершенно равны между собою. Все сказанное тем более справедливо по отношению к тем лицам, из которых одно находится не только под властью другого, но, благодаря его внушениям, считает своим долгом все согласовать с его комфортом и удовольствием, позволяя ему видеть или чувствовать относительно себя только то, что ему приятно. Вот с какими препятствиями сталкивается мужчина, желающий основательно узнать единственную женщину, которую вообще ему изучить всего удобнее. Повторим еще раз, что понимать одну женщину еще не значит понимать другую, что если бы даже он изучил многих женщин одного какого-нибудь класса, одной страны, то это не познакомило бы его с женщинами других классов или стран. Да если бы было и так, ведь это все-таки только женщины одного исторического периода. Поэтому мы можем положительно утверждать, что те сведения, какие могут получить мужчины о женщинах – каковы они были, каковы они теперь даже без всякого отношения к вопросу, какими могут быть, – в высшей степени неудовлетворительны и поверхностны, и это будет продолжаться до тех пор, пока сами женщины не заявят о себе всего того, что имеют заявить. Но пора эта еще не настала, да и придет не иначе как постепенно. Ведь чуть не со вчерашнего только дня женщины стали считаться способными к литературной деятельности или получили от общества позволение доводить что-либо до сведения читающей публики. Да и до сих пор немногие из них осмеливаются сказать что-нибудь неприятное для мужчин, от которых зависит их литературный успех. Вспомним, какой прием до последнего времени находили и до некоторой степени еще и теперь находят не общепринятые мнения или так называемые эксцентричные взгляды, высказанные даже писателем-мужчиною, и мы будем иметь только слабое понятие о том, как трудно высказывать в книге что-либо, излившееся прямо из глубины души, для женщины, ведь она была приучена считать обычай и общепринятое мнение своими верховными законами. Наиболее даровитая женщина, по своим сочинениям занимающая почетное место в литературе своего отечества, сочла нужным выставить к самому смелому из своих произведений следующий девиз: «Un homme peut, braver Topinion; une femme doit s’y soumettre»
