— Это какой-то сказочный, фантастический проект, — усомнилась девушка.
— Вовсе не фантастический, а самый что ни на есть реальнейший — со всеми планами, чертежами и выкладками. Ради интереса можете взять в библиотеке его книгу «Планировка города» и полистать. Очень уж мечтал он воплотить в жизнь свои теоретические постулаты. Но во Франции все это действительно сочли бы горячечным бредом. Представьте себе: снести Париж и на месте Лувров и Пантеонов понастроить этакие Центросоюзы. А в России под эгидой ломки старого уклада объявить войну дворцам, в том числе и кремлевским, — самое разлюбезное дело.
— Но до этого, слава богу, не дошло.
— В явном виде — не дошло. Вернее, почти не дошло. Но если отбросить передержки мэтра, в какой-то мере абсолютизировавшего свою идею, то почему бы не извлечь из этого захватывающего дух проекта, так сказать, рациональное зерно? Вот тут и пошла писать губерния. За какие-нибудь десять — пятнадцать лет родилось несколько планов реконструкции Москвы. И все, обратите внимание, генеральные. Каждая группа архитекторов утверждала свои принципы, и каждая апробировала их по преимуществу в заповедных зонах. Правда, на Кремль, как Корбюзье, уже не покушались — его только малость порасчистили. А уж вокруг и особенно чуть подальше — тут порадели от души. Сначала все это называлось выпрямлением лучей и их расчисткой, а потом на практике была отработана стройная, классифицированная система уничтожения: Триумфальные и Красные ворота — памятники абсолютизма, Симонов и Страстной монастыри — культовые учреждения, Сухарева башня и Иверские ворота, иже с ними Китайгородская стена — мешают движению, Чудов и Вознесенский монастыри, а заодно с ними Красное крыльцо Грановитой палаты и Николаевский дворец — расчистка территории. Но, как говорится, свято место пусто не бывает: сначала расчистили и тут же на этом же самом месте возвели новое строение в стиле казарменно-скалозубовского ампира — вроде того, что у вас здесь на Владимирской горке.
— Неужели все это с такой легкостью можно разложить по полочкам?
— Все случаи, разумеется, предусмотреть невозможно. Для этого нужно быть сверхмудрецом. Но что за беда? Если памятник не вписывается в эту изощренную классификацию, его можно уничтожить и за просто так. Характерно, что многие участки, где были произведены сносы, до сих пор не застроены. Например, только что с иголочки отреставрированный и обретший наконец-то свой изначальный облик древний Казанский собор на углу Никольской; древнейший из кремлевских — еще времен Дмитрия Донского — храм Спаса-на-Бору; дивное воздушное узорочье словно летящего ввысь Успенья на Покровке; не имеющий себе равного в мире по средоточию художественных ценностей храм Христа Спасителя… Все это — культовые постройки. А потому — снести их с лица земли, чтобы не раздражали: одна — своей легкостью и изяществом, другой — торжественной монументальностью, третьи, четвертые, пятые и так далее — древней изысканной соразмерностью. Как же их не уничтожить? Ведь по ним люди будут судить об уровне дарования и художественном вкусе нынешних градостроителей. А это явно не в их пользу.
