Разгуляй | страница 39
То было раннею весной…
А. К. Толстой
Мама почему-то считала, что я рано женюсь, и потому предостерегала меня от случайных встреч и знакомств. Но, видимо, эти предостережения как раз и сыграли злую шутку в моей судьбе. Запретный плод сладок, и я ухищрялся как мог. Мама предостерегала, а я ухищрялся. И, как назло, натура у меня оказалась ужасно влюбчивой…
Увлечения младшего школьного возраста в счет не идут. Но уже и тогда я не презирал девчонок и ухитрялся сыграть в войну с мальчишками, а с девчонками — в дочки-матери. Правда, я с детства не любил спорта, и часы, которые в нашем дворовом режиме дня отводились на футбол, использовал на дочки-матери.
Я не играл в футбол и потому не бил стекол, что дало повод считать меня интеллигентным ребенком. А еще в нашем доме была интеллигентная семья Макаровых в пятнадцатой квартире. Гошка был на три года моложе меня — поэтому я его игнорировал, а Рита — моя ровесница. Мама, опасаясь дурных влияний двора, хотела, чтобы я дружил с Макаровыми. И я ходил к ним играть и читать книжки. Кроме того, нам вместе устраивали Новый год — приходили еще и другие интеллигентные дети. В общем, с Риткой мы дружили, и я даже принимал ее играть в войну — санитаркой. Но однажды, когда рыжий Вовка Грозовский (у него хоть и была настоящая кобура, но он все равно всегда был у нас «немцем») взял Ритку в плен и, заломив ей руки, потащил в сарай, Риткин отец — дядя Жора — увидел это из окна и запретил ей играть в войну. А я никак не мог спасти ее от Рыжего, потому что сам сидел в плену в соседнем сарае. В ту пору в нашем доме провели газ, и дровяные сараи, которых во дворе еще с довоенных времен было великое множество, теперь, оказавшись брошенными и бесхозными, поступили в полное наше распоряжение. Сараи жили своей таинственной и не всегда беспорочной жизнью, отчего в таких интеллигентных семьях, как семья Макаровых, пользовались дурной репутацией. А уж после Риткиного пленения — и подавно. Словом, санитарки мы лишились. Но я, естественно, как непричастный к дурацкой выходке Рыжего, все так же продолжал ходить к Макаровым играть и читать книжки.
И вот как раз в это самое время вернувшаяся наконец-то из эвакуации тетя Граня стала с бору по сосенке собирать растащенное имущество. Среди других семейных реликвий обнаружилось и очень красивое дореволюционное издание сказок Пушкина. Эту книжку тетя Граня подарила мне — своему любимому племяннику… Со всех ног бросился я в пятнадцатую квартиру, но на лестнице мне встретился Борька Борщев и, увидев у меня в руках большую книгу, спросил, что это такое. Я на бегу показал ему яркую обложку и помчался дальше. А Боб обозлился и, скорчив на лице противную гримасу, презрительно крикнул мне вслед своим хриповатым баском:
