— Ой, вы знаете, — вдруг, словно вспомнив что-то, встрепенулась девушка, — а у нас в институте запретили проводить булгаковский вечер. Тоже сказали, что Булгаков — апологет белого движения.
— Все ясно, это мы уже проходили. О Станиславском и Немировиче-Данченко тоже писали, что, поставив во МХАТе булгаковские «Дни Турбиных», они пригрели на своей широкой пролетарской груди белогвардейскую змею… Это было в тридцатые годы, как отрыжка рапповского вульгарного социологизма. Но неужели и сейчас еще вашим церберам икается этой, мягко говоря, недоброкачественной нищей?
— А что мы можем сделать?
— Я понимаю, что тут медицина бессильна… А кстати, как попасть на Подол? Вы знаете, на меня тут нахлынула этакая булгаковщина. Я вот все эти дни бродил по городу и фантазировал: вот здесь, наверное, бежал Николка, здесь дрался Алексей, а здесь его ранило. Но до Андреевского спуска так и не добрался. А очень хотелось бы побывать на родине Турбиных. Там, я слышал, еще ничего не успели поковырять. Даже дом булгаковский цел…
— Там неподалеку знаменитый собор, растреллиевский, — пояснила девушка, не поддержав булгаковской темы, хотя сама, может быть, и ненароком подняла ее. Видимо, она все еще находилась под впечатлением наших литературных разговоров, а может, это просто было ближе ей. Тем не менее я все же выяснил у нее местоположение «Дома Турбиных»… И тут вдруг сообразил, что наша случайная остановка на углу Крещатика и Октябрьской улицы вылилась в настоящее «великое стояние», да еще с лекцией на «злободневные темы».
«Ну и наговорил! — с ужасом подумал я. — А может, ей все это — до лампочки. Но тогда она могла расчудесненько повернуться и уйти. Нет, она, видимо, интересуется стариной всерьез. Не случайно ведь и коринский альбом листала, да и пермская скульптура заинтересовала ее. А я-то, дурак, разошелся, рта ей не дал открыть…»
Действительно, вовремя нашего затянувшегося «стояния» девушка, в общем-то, никак себя не проявляла — она лишь походя подавала отдельные реплики, да и то как-то замедленно-импульсивно: скажет слово, потом замолчит на мгновение, поднесет палец ко рту, а потом уж договорит фразу… К концу нашего разговора выяснилось, что я еще не был в Лавре.
— Если хотите, — девушка поднесла палец ко рту, — поедемте туда сейчас. Я как раз собралась на выставку Билокур.
— А кто это?
— Народная художница. Очень самобытная, — на миг задумалась, — вроде грузинского Пиросмани. Только совершенно другого плана. Хотите посмотреть?
