Четвертая школа выходила фасадом на улицу Жуковского. Ее построили перед войной и не успели облицевать. Так она и выделялась среди других домов красным кирпичом.
Санитарные машины разгружались не у парадного, а заезжали во двор с переулка. Здесь, у ворот, я обычно и поджидал Бориса. На меня никто не обращал внимания. Я заглядывал во двор и видел, как санитары таскают носилки, покрытые серыми суконными одеялами.
Борис появлялся черный от угольной пыли.
Потом он приносил полкотелка какой-то похлебки или еще чего-нибудь госпитального. Отводил меня в сторону и, сплевывая черную слюну, спрашивал, как у нас дома.
Я, потупившись, молчал, давая понять, что ничего отрадного сообщить не могу.
— Ничего, — утешал Борис, — нужно еще немного потерпеть. Вон их сколько гонят, всю зиму обмороженных возили. Говорят, из-под Москвы. А сегодня из-под Харькова привезли.
— Значит, ты думаешь уже скоро, да? — с надеждой заглядывая Борису в глаза, спрашивал я.
— Скоро, — уверенно отвечал Борис.
Я был убежден, что он что-то знает, раз так ответственно говорит, и верил ему, как никому другому. После встреч с ним я летел домой, как на крыльях. Жизнь обретала смысл. Я замечал вещи, которых в последнее время не замечал: набухающие почки на голых деревьях, воробьев, копошащихся в холодных лужицах. Дома, захлебываясь от волнения, рассказывал обо всем, что услышал от Бориса. И по моим словам получалось, что не сегодня — завтра должны прийти наши.
Иногда Борис просил меня кое-что передать сестре или Тане Смирницкой. Просьбы были не слишком замысловаты, ну вроде того, что они должны куда-то прийти или что-то принести.
Теперь я точно знал, что они связаны каким-то общим делом, но каким именно, не догадывался. Мама, конечно, тоже все видела, переживала за ребят.
Однажды Борис сказал мне, что слышал от Ильи, будто я ходил смотреть, как хоронят немцев, и даже вел счет. Поскольку у меня в этом деле есть определенный опыт, не мог бы я ходить на станцию считать, сколько каждый день прибывает санитарных поездов, а потом сообщать ему. Хотя Борис сказал это как бы между прочим, у меня взволнованно забилось сердце. Я не сомневался, что это поручение, а не праздный разговор, но для верности спросил:
— Ты мне это поручаешь, Борис?
— Считай так, если хочешь, — улыбнулся он. — Но ты ведь и сам этим занимался.
— Конечно, и сам, — согласился я, поняв его осторожность.
Никакой новой работы своим поручением Борис мне не прибавил. Я и без того почти ежедневно болтался по городу, бывал и в районе вокзала. Бродил по городу с тайной надеждой подработать и помочь семье.
