Места для всего обоза во дворе не хватало. Выломали забор и расположились также и на соседнем пустыре.
Василиса Адамовна в ужасе запричитала:
— Что делают, разве это солдаты, это же бандиты, разбойники.
Она подошла к горбоносому фельдфебелю, распоряжавшемуся во дворе.
— Господин офицер, зачем ломаете забор, у меня нет хозяина, у меня нет мужа, их хабе кайн ман, кто будет ремонтировать.
— Хаст ду кайн ман, гут, гут. Вир шикен, мы давайт дир ейнен гутен зольдат нах хаузе[1], — скаля желтые зубы, заулыбался немец.
Не откладывая в долгий ящик свое обещание, крикнул в глубь двора:
— Еган, ком хир, абер шнель![2]
Рыжий коренастый солдат в расстегнутой на груди куртке, распрягавший в стороне лошадей, недовольный, что его отвлекли от дела, не спеша подошел и остановился с безразличным видом. Внешне это был не такой молодец, каким его отрекомендовал фельдфебель, но ничего, женщина тоже была не ахти как молода и красива.
— Еган, — продолжая выставлять крупные с собачьим прикусом зубы, торжественно объявил фельдфебель, — дизес Вейб хат кайн ман, вильст ду бай ир вонен?[3]
Он отступил в сторону, как бы представляя рыжего обозника.
Василиса Адамовна, сообразив, что ее слова о том, что в доме нет хозяина, который бы мог отремонтировать забор, истолкованы превратно, всплеснула руками и, возмущенно повторяя единственную фразу «какая глупость, какой срам», гордо удалилась в дом.
— Не стоит удивляться, — сказала мама, — от них всего можно ожидать, только не надо подавать виду, что их боятся.
— А знаете, — в тревоге сказала Василиса Адамовна, — они кого-нибудь могут в самом деле поселить у нас в доме.
— Ничего не поделаешь, они завоеватели, — сказала мама, — только давайте вместе держаться, может ненадолго.
Увидев, что я собираюсь шмыгнуть за ворота, она прикрикнула:
— Мотаешься целыми днями, посиди хоть сегодня дома.
Мы очень тревожились за маму, которая все чаще мрачнела, становилась молчаливой и замкнутой. Она садилась поодаль, сложив руки на коленях, и глаза ее были пусты и равнодушны.
Как-то в первых числах июля к нам на Московскую явилась женщина со свертком в руках. Круглолицая, с несколько скошенными скулами, что делало ее лицо старше и строже, она прошла от ворот к дому и сразу привлекла к себе внимание, хотя совсем не стремилась к этому. Она старалась быть не слишком заметной, и в разговоре с Василисой Адамовной, встретившей ее, не назвала себя. О цели своего визита говорила путано и туманно, как бы стараясь выведать то, что ее интересовало, и не сообщить ничего, чем располагала сама. Она сказала, что ищет семью, которая, по имеющимся сведениям, поселилась здесь. Василисе Адамовне не поправилось «по имеющимся сведениям», и она с опаской смотрела на гостью.
