Итак, я снова в родном городе, имею постоянный паспорт, прописку. Жилплощадь наша, правда, уменьшилась, так как одну комнату я отдала вновь поступившему в институт профессору. Заработка постоянного еще нет, но могу заняться своими сумерками. Они сейчас особенно нужны, так как весной должна состояться при Академии наук Первая конференция по изучению стратосферы. Уже работает организационный комитет из довольно большого числа лиц, разбитый на секции соответственно намеченной структуре будущей конференции. Г. А. Тихов счел желательным пригласить и меня в состав организационного комитета, и даже по двум секциям — метеорной астрономии и атмосферной оптики. Это мне, конечно, была большая честь. Еще до начала съезда в этих секциях выступают предполагаемые на конференции докладчики, чтобы устранить спорные вопросы, обменяться заранее мнениями. Очень приятно мне было делать доклады о своих работах в среде выдающихся специалистов, до этого времени мне почти лично не известных. Председателем секции атмосферной оптики был Сергей Иванович Вавилов, будущий президент Академии наук. С каким вниманием слушал он мои доклады, как охотно тогда и потом представлял мои статьи для печатания в изданиях Академии наук! — Конференция прошла очень оживленно, интересно и содержательно. Уже чувствовалось приближение космической эры. После закрытия ее была образована постоянная комиссия по изучению стратосферы при Академии наук, под председательством С. И. Вавилова. Труды конференции были прекрасно изданы. Попали туда и мои работы[13].
Мама оставалась в Ленинграде, так как избушку в Луге мы продали еще до моего ареста, и всего за 900 рублей. Несколько дней провела мама со мною в Пулкове, обходя любимые с детства места, — она прожила там с 4 до 9 лет, когда ее отец, а мой дед Григорий Иванович был вычислителем в Пулковской обсерватории. Мне показывали и фотографии его в альбоме сотрудников обсерватории. С осени меня приняли на работу в астрономическую обсерваторию ЛГУ в должности библиотекаря. К ноябрьским праздникам переменился там директор — был назначен не специалист, а лишь администратор. Он не имел представления о моих работах, но знал из анкеты о моей недавней высылке по делу РОЛМ. Не сделав мне ни одного замечания или предупреждения по работе, ни разу не побеседовав со мной, он отчислил меня из числа сотрудников с обидной мотивировкой: «для укрепления работы на обсерватории ЛГУ». А я в это время, не манкируя своими обязанностями, писала по вечерам одну свою статью за другой, готовилась к докладам в Стратосферной комиссии, продолжала свою монографию, словом, была на вершине своего научного творчества. Меня потом укоряли друзья, что я не поехала в Москву жаловаться на вопиющую несправедливость, но, во-первых, это не в моем характере, а главное — для этого надо было оторваться от своей работы, когда получались как раз очень интересные вещи. Да и был назначен мой доклад в Институте им. Лесгафта на 27.I. 1935 г., к которому хотелось подготовиться и обработать собственные наблюдения сумерек.
