Воспоминания | страница 25

Новое место работы мне очень понравилось. Помню, как я приехала туда поздним вечером, и извозчик с вокзала высадил меня у ворот, за которыми виднелся огромный сад. Яркие, яркие звезды… Я стала стучать в ворота, но никто не откликался. Пришлось спеть арию Вани из оперы «Иван Сусанин», прежде чем затявкали собаки, и сонный дворник впустил меня в этот рай земной. Не помню, сколько гектаров занимает фруктовый сад этой усадьбы, некогда принадлежавшей художнику Мясоедову. Он там в саду и похоронен. Двухэтажный дом его оригинальной архитектуры имеет еще глубокие подвалы, в которых теперь установлены сейсмографы-самописцы. Сотрудницы, к числу которых принадлежала и я, должны были в известные часы менять ленту у сейсмографов, а затем обрабатывать их, измеряя на 2 этаже на несложном приборе. Работа хоть и не увлекательная, но все же для научной цели, и никто не требует с тебя алиментов от скрывшегося забулдыги, как было в Рыбинске. А рядом во всю стену — огромные шкапы с научными книгами, такими интересными и дорогими сердцу. И не только можно, но и нужно пересмотреть их, так как меня сразу же А. Я. Орлов назначил библиотекарем. Я брала что-нибудь очень заманчивое, и до 9 часов утра час или даже полтора сидела в саду с книгой, а в 9 часов начинался рабочий день. Комната для жилья — на расстоянии нескольких метров от места работы, не то, что в Рыбинске… Разве это не санаторий? Только с питанием, оказывается, здесь очень неважно. Мама кое-что присылала из продуктов, полученных через Торгсин. Осенью получила я много тыкв из своего огорода, и это меня очень поддержало. Зима оказалась ужасная: люди от голода умирали на улице (в 1933 г.). Детей заманивали предприимчивые «ведьмы», чтобы превратить их в колбасу и продать ее на рынке. Некоторые матери сами убивали одного из детей, чтобы несколько дней прокормить остальных. И удивлялись, сидя потом в тюрьме, за что же их арестовали?! Тыквы мои кончились. Я стала варить щи из молодой крапивы. Это очень вкусно. Но как ежедневное питание недостаточно, а мне даже оказалось вредно. Я заболела желудком почти так же сильно, как год тому назад.

Суровый на вид, но большой души человек А. Я. понял, что долго мне в такой обстановке не прожить, и возбудил от своего имени ходатайство о том, чтобы мне разрешили по болезни досрочно вернуться на родину к матери. Я о такой просьбе даже не знала. Дошли, правда, сведения о том, что некоторые из репрессированных «мироведов» подавали персональные просьбы о снижении срока высылки и были амнистированы. Была удовлетворена летом 1933 г. и просьба А. Я. Орлова в отношении меня. Мне сообщили, что я могу ехать, куда угодно. В это время как раз начали обменивать паспорта. Благоразумнее было бы дождаться нового паспорта и тогда уже ехать, Но болезнь и желание поскорее увидеться с мамой и друзьями побудили меня выехать только со старым паспортом и справкой с места работы.