Пора на покой | страница 5



— Все идет, как надо, — постарался Берт закончить этот разговор. — Так что же вы насобирали для меня на этот раз? - спросил он о деле.

Она вздохнула, и он стал вполуха слушать о прохудившихся кастрюлях, о том, что никто здесь не может сделать сковородку, что колесо еле-еле крутится и не поднимает достаточное количество воды на поля. Яндодо попробовал было исправить дверь, соскочившую с петель, но ничего не вышло. Он слушал уже внимательно. Мысли его неуклонно возвращались к своей собственной неустроенной одинокой жизни.

Сказав: «Все идет как надо», он покривил душой. Он себя не обманывал, да и ее не проведешь. Ни у одного землянина теперь не могло быть «как надо». У кого-то было чуть получше, у кого-то хуже, но трагедия была у всех. Некоторые, как он, искали забвения в путешествиях, но большинство отсиживалось в колониях, пьянствуя и медленно угасая. Кое-кто пытался «приспособиться к местным условиям», под прикрытием темноты балуясь с марсианскими девицами. На их лицах и в поведении было заискивание, горечь и безысходность. Колонии были болотом, способным засосать кого угодно. Это становилось все очевиднее даже тому, кто не обладал особо развитым воображением.

Поэтому Берт выбрал беспокойную жизнь бродяги и шлялся по всему Марсу. Целый марсианский год он потратил на сооружение своего катерка. Он оборудовал себе рабочее место, наделал всякой кухонной утвари для торговли и обмена, изготовил инструменты лудильщика, собрал немного провизии. И однажды он снялся с якоря. С каким нетерпением он выбрался из колонии! К соотечественникам он заявлялся только за топливом для своего двигателя да еще зимовал. Но всю зиму он готовился к новым скитаниям, мастеря кастрюли и сковородки, которые больше всего пользовались спросом. Едва дождавшись конца зимы, он вновь с неистовой радостью бежал по неизведанным дорогам Марса. Так шли годы. В колониях же становилось все тягостнее и безотраднее. Поселенцы искали забвения в вине; пьянство и безделие неумолимо приближали их конец.

Вдруг в последнее время он стал замечать в себе нечто новое. По-прежнему нетерпение не давало ему покоя. По-прежнему он не оставался в колониях дольше, чем это было необходимо, но душа его уже рвалась оттуда, как из клетки. Путешествия и приключения не приносили былого удовлетворения. Поселенцев он не любил, общение с ними не соблазняло его, но он стал задумываться о них, понял, почему они поддались стадному инстинкту, удерживающему их вместе, понял, почему они не могли не пить так много. Он дошел до того, что стал им сочувствовать. Такие изменения в самом себе заставляли его тревожиться, временами очень сильно.