Рейялару вдруг захотелось показать это изобретение Матильде и посмотреть на выражение ее лица. Ведь среди людей в Унтаре ничего подобного принято не было.
Стук раздался вновь, и следователь нахмурился еще сильнее. Во-первых, потому, что услышал этот отвратительный грохот, а во-вторых, потому, что в очередной раз забыл обо всем на свете, представляя улыбку Матильды…
Чеканным шагом за пару секунд он преодолел расстояние до двери и резко открыл.
На пороге оказался гонец из участка, и, глядя в нахмуренное лицо главного следователя, он тут же сжался.
Рейялар стиснул челюсти. Эти люди были такими пугливыми! Ему постоянно приходилось держать свою натуру в рамках, в тисках правил и приличий. Для горячей крови василиска это было крайне неприятно.
Впрочем, он не стал бы правой рукой Таредина Пятого, если бы за годы службы в человеческом королевстве не привык держать себя в руках.
Однако даже несмотря на это он умудрился приобрести славу вспыльчивого и опасного колдуна.
И как эти людишки почувствовали бы себя, оказавшись в сердце Кровавых гор, среди десятков таких, как он, но не сдерживающих себя василисков?..
Впрочем, это опять пустые размышления.
— Что случилось? — спросил он жестко, но спокойно.
— У меня срочное сообщение, лорд Фаррис, — промямлил молодой парень, и, к чести его сказать, голос почти не дрожал.
— Я слушаю.
— Одна из жертв Холодного мясника очнулась.
“Холодный мясник” – так они прозвали таинственного убийцу, орудующего сейчас в Унтаре. Убийцу, который, впрочем, как ни странно, пока никого не убил. Его взрывная магия действовала очень странным образом, погружая жертв в нечто наподобие летаргического сна, от которого невозможно было пробудиться.
Зачем это делалось и с какой целью, Рейялар пока так и не смог понять.
— Кто именно? — спросил он быстро, уже накидывая на плечи черный плащ с фиолетовым отливом.
— Наила Денье, молочница с Рябиновой аллеи.
Рейялар не сказал больше ни слова. Он уже был на пути в участок.
Надо признать, что в первый момент, когда лорд Рейялар Фаррис увидел входящую в его кабинет молочницу, у него появилась надежда.
К его стыду — не на благополучное разрешение расследования, а на то, что девушка ему понравится так же, как и Матильда.
В таком случае можно было бы вздохнуть с облегчением и просто признать, что вот такие у него теперь вкусы! Весьма специфичные...
А после списать их на тяжелое детство, давление родных, сложную службу при дворе и в заключение — на еще нечто столь же бредовое. Мол, ну нравятся ему малообеспеченные сиротки человеческой крови, что ж теперь?
